Гарольд Роббинс - Стилет (другой перевод)

— Это гигант! — то и дело повторял старый служака. — Во всей итальянской истории не было такого великого человека! За одну ночь у него бывало по пяти разных девок. Уж я-то знаю, сам их доставлял — это была моя обязанность. И каждая едва уносила ноги, уходила чуть живая. А он назавтра поднимался в шесть утра, свежий и бодрый, и еще два часа маршировал с нами! — багровые пятна проступали на физиономии сержанта. — И должен сказать, парни, если хотите женщин, форма итальянской армии всех бросит к вашим ногам! Ни одна девчонка не откажет и при этом будет воображать, что спит с самим дуче!

Он был весь погружен в воспоминания об услышанном, когда увидел девушку, выходившую из погреба позади дома Гандольфо с бурдюком вина в руках.

Они встречались и раньше, но никогда прежде эта дочь винодела так не воспламеняла его чувств: высокая, сильная, с высокой грудью — казалось, она излучала здоровье и радость жизни. Приметив Чезарио, девушка остановилась. Он тоже замер. Дневная жара не спадала, и капли пота густо усеивали его лицо. Тыльной стороной ладони он смахнул их.

Тихо и почтительно девушка произнесла:

— Пожалуйста, синьор, не хотите ли холодного вина?

Он молча кивнул и приблизился. Вино красной струйкой полилось ему в горло из высоко поднятого бурдюка, стекая на подбородок, даря прохладу и в то же время заполняя тело приятной истомой. Он вернул бурдюк. Молча они стояли и глядели друг на друга.

Медленно, начиная с груди и шеи, краска залила ее лицо, и она опустила глаза. Он увидел, как призывно выступают из-под деревенской рубашки соски налитых грудей, лишь наполовину прикрытых широким воротом. Он развернулся и направился в заросли. Зов предков заговорил в нем и передался его голосу, прозвучавшему так повелительно, что ослушаться было невозможно.

— Идем!

Она вздрогнула и покорно последовала за ним. В густых зарослях, где кроны деревьев сплелись над головами, застилая небо, она опустилась на землю и не проронила ни звука, когда его пальцы лихорадочно срывали с нее одежду.

Стоя перед нею на коленях, он на миг замер, упиваясь видом распростертого сильного нагого тела: роскошная грудь с виноградинками сосков, волнующийся плоский живот, полные сильные бедра. Желание душило его, разрывая изнутри. Он бросился на нее.

Дважды, когда она неистово притягивала его к себе, он стонал в мучительных судорогах и опустошенный откидывался назад, на влажную землю, загнанно дыша. Она снова потянулась к нему, скользя по телу руками, торопя и возбуждая. Он было отпрянул, но вдруг ладонью коснулся ее груди — и замер, инстинктивно ее стиснув, вырвав из горла девушки стон.

Будто впервые он вглядывался в это прекрасное лицо, в широко распахнутые, наполняющиеся влагой глаза. Он сжал ее грудь, и, вскрикнув, девушка зажмурилась, в уголках глаз заблестели слезы, полуоткрытый рот жадно глотал воздух, будто напоенный энергией в этот вечерний час.

Ощущение силы и власти, неведомые прежде, заполнили его. С жестокой радостью он сжал пальцы. Девушка застонала так громко, что с ближайших веток вспорхнули какие-то пичужки. Она взглянула широко раскрытыми глазами и приникла к его телу, в котором вновь поднималось желание.

Когда он наконец оставил ее, было совсем темно. Чезарио чувствовал себя могущественным и всесильным, трава под его ногами стелилась ковром. Уже у края небольшой прогалины, собираясь нырнуть в чащу, он услышал возглас:

— Синьор!..

Он оглянулся. Девушка поднималась: ее белеющее во тьме нагое тело, казалось, вырастало прямо из земли, глаза лучились светом. Она улыбалась. Любой, услышав подобное обращение, исполнился бы чувством ревности. Так не обращались к простому работнику, к поденщику, нанятому для сбора урожая. Эти слова предназначались принцу крови, истинной крови, высокородному князю Кординелли.

— Благодарю вас! — проговорила она искренне. Чуть кивнув, он исчез в зарослях прежде, чем она нагнулась, чтобы подобрать одежду.

Снова Чезарио услышал о ней шесть недель спустя, занимаясь в школе фехтования на краю деревни. Мастер давно уже отказался от намерения научить его чему-нибудь еще, поскольку тот далеко опередил остальных учеников, и только давал возможность потренироваться, чтобы поддержать форму.

В класс, где проходили бои, вошел молодой солдат. Современная униформа гвардейца личной охраны дуче выглядела как-то странно среди мечей, шпаг и рапир, там и сям поблескивающих в полумраке. Оглядевшись, он хрипло выдавил: