Филипп Джиан - Она

Я кошусь на него подозрительно, но никакого сарказма не прозвучало в его голосе, когда он сказал дедушка, и его мирный вид меня успокаивает.

– Да, он повесился, – говорю я.

Он кивает и задумчиво смотрит перед собой. Мы едем через Севрский мост.

– Черт побери, это все-таки твой отец, – говорит он.

Когда мы приезжаем, мне нет нужды указывать ему его комнату, он ее знает. Я нахожу для него зубную щетку. За окнами светит полная луна в холодной ночи.

– Завтра выезжаем в семь, – говорю я ему.

Он кивает. Зевает. Неопределенно машет мне рукой. – Спасибо за поддержку.

– Тебе не надо меня благодарить. Я твоя мать, для того я и нужна.

– Все равно спасибо.

Он ищет что-нибудь почитать. Я даю ему сборник новелл Юдоры Уэлти.

– Как по-твоему? – спрашивает он.

– Одна из величайших.

– Нет, я хочу сказать, будь ты на моем месте, что бы ты сделала?

Как мне могло в голову прийти, что он ждет моего мнения? У меня отвисает челюсть. Я будто бы задумываюсь, изучая узор на ковре в коридоре перед моей спальней.

– Не знаю, – говорю я. – Я не знаю, до какой степени она тебе дорога. Но на твоем месте я бы не спешила что-либо предпринимать, выждала бы день или два, не подавая признаков жизни. Проведи как бы наблюдательный раунд. Время работает на тебя. Побеждают те, у кого крепче нервы, не забывай об этом. И я, конечно, ее плохо знаю, но сказала бы, что у нее с этим все в порядке, эта сумеет за себя постоять.

– Никогда не встречал такого мерзопакостного характера.

– Вот видишь. Будь готов, что получишь отпор. Но не все плохо в этой истории. Вы оба сможете подумать, чего на самом деле хотите, проверите ваши отношения, испытаете их. Это время на размышления по-любому пойдет вам на пользу. Кстати, а отец Эдуарда скоро должен выйти?

– Это я его отец.

– Да, я понимаю, но он-то что об этом думает?

– Понятия не имею. Они расстались.

– Почему же тогда она так добивается его освобождения, тратит столько денег?

– Это вопрос справедливости. Легавые посадили его в назидание. Такого нельзя терпеть, черт побери.

– Ладно, не важно, это всего лишь один пункт среди всех, над которыми ты должен подумать, одна из многих проблем, которые тебе предстоят. Ты должен это знать. Никто тебя не осудит, если будешь действовать со знанием дела. Но ты можешь рассчитывать на мою помощь, что бы ни случилось.

Мне нелегко далось произвести тебя на свет, понимаешь?

Он улыбается. Еще несколько дней в таком режиме, и он будет приходить поцеловать меня по утрам и вечерам.

Я не жалею о своих словах, что он может рассчитывать на мою помощь. Это чистая правда, я буду с ним до последнего вздоха, но он проводит почти весь день в моем кабинете, ходит взад-вперед за моей спиной, нервничает, стоит у окна, глядя на башни в белом небе, снова обещающем снегопад, опять ходит взад-вперед, проверяет мобильник, курит одну за одной мои сигареты, а у меня дел по горло. Анна жестом призывает меня к терпению.

В обед он ничего не ест, вечером тоже.

– Первый день самый трудный, – говорю я.

– Да ну? Тебе-то откуда знать?

Он берет лопату и в почти полной темноте – лунный свет совсем слабенький, – принимается старательно расчищать снег перед домом.

Возвращается весь в поту, но я вижу, что он отчасти снял напряжение – его отец делал то же самое зимой, когда мы ссорились, а в остальное время отыгрывался на опавшей листве, жег ее, вырывал сорную траву или принимался колоть дрова и все такое. Я подумать не могла, что Жози – хоть и всегда опасалась сексуальной притягательности крупных женщин для слабаков, – подумать не могла, что Жози способна довести его до такого, что она так ему дорога. Я озадачена. Мне не хватило в этой истории реакции, прозорливости, проницательности. Под пятьдесят это вряд ли может радовать.

Чуть позже я понимаю, что снова ошиблась. Я плохая мать, потому что прибегаю к нескольким бокалам белого вина, чтобы развязать ему язык, но, как бы то ни было, совсем другая реальность вырисовывается мелкими штрихами, складывается на моих глазах, как пазл, и я вижу наконец очевидное: не Жози ему нужна, ему нужен ее сын. Не женщина, а ребенок.

Многое вдруг проясняется, но я ничего не замечала, когда все было на моих глазах и на слуху, я не способна была представить себе ничего, кроме вечных семейных ссор, я была совершенно слепа. Поняв это, я сажусь рядом с ним и беру его за руку, но он так пьян, что не реагирует.

Я не сплю всю ночь – долгую ночь, головокружительную, хаотичную, бесконечную, – а рано утром мы встречаем Патрика в супермаркете. Точнее, Венсан и Патрик встречаются в какой- то секции и направляются ко мне, мило беседуя, как добрые друзья.