Лорел Гамильтон - Арлекин

Коломбина стояла все там же, по ту сторону от кафедры, облаченная в свой цветной костюм, переливающийся всеми оттенками красного, синего, белого и черного в золотом обрамлении. Ее треуголка сияла золотом и переливалась на концах цветными шариками в тон костюму. Ее слуга-человек стоял у нее за спиной весь в черном. Он был похож на тень на фоне ее блеска.

–Ты очень хороша, Коломбина, - сказал Жан-Клод, - я даже не ощутил, как ты вторглась в наши умы. Очень тонкое волшебство.

–Какой милый комплимент, спасибо, - ответила она и присела в глубоком реверансе, придерживая края юбки-брюк, будто была одета в платье с шлейфом.

Я должна была быть хотя бы взволнована, но я стояла в круге, без оружия, и не волновалась. Это было что-то вроде той эйфории, которая охватывает вас перед операцией, когда наркоз только-только начинает действовать, и вас будто уносит на теплых волнах. Часть меня помнила о том, что за этим ощущением следует море боли. Но эту мысль унесло в даль теплым спокойствием

–Ты напала на толпу в качестве демонстрации силы, - заметил Жан-Клод тем голосом, который обычно заставлял меня вздрогнуть, но сейчас никак на меня не подействовал. Будто бы неосознанно он защищал нас, своих людей, от эффекта своего голоса.

Она рассмеялась, но ее смех был нисколько не осязаемым, как смех Жан-Клода или Ашера. Даже через густой обезболивающий туман, сотканный вокруг нас, этот смех ощущался обыкновенным, почти человеческим. Хотя он мог казаться таким именно из-за щита. Я не могла с уверенностью сказать, что все дело в силе Жан-Клода или потере моей чувствительности.

Ее смех умер резко на темно-алых губах. Она уставилась на нас глазами, серыми и обреченными, как сама смерть.

–О нет, Жан-Клод, это не было демонстрацией силы, хотя я должна признать, что недооценила тебя и твою слугу. Если мне удастся ее подчинить, то у меня будет достаточно силы, чтобы победить тебя.

–И что же дальше? - спросил он, вложив в голос свои фирменные переливы.

–Я думаю, что для этого мне придется напасть напрямую на тебя.

–Если ты нападешь в открытую на меня, то тебя казнят, - заметил он скромным тоном.

–Моя власть может казаться прозрачной, но не стоит ее недооценивать. Я умею ею воспользоваться. Даже если ты будешь в прямом контакте со своей слугой с волосами цвета воронова крыла. - Она сделала легкий жест свой изящной рукой, и человек, стоявший у нее за спиной, вышел вперед. Он снял одну из перчаток и предложил ей свою ладонь. - Ты не единственный Мастер, который получает силу от прямого контакта со своим слугой, Жан-Клод, - сказала она.

–Я так и не думал, - отозвался он. Его голос был так же сдержан, как и ее, зато силу он не прятал. Его сила проходила сквозь нас, будто мы колода карт в его руках. Но во что же он станет нами играть? Я и раньше отдавала Жан-Клоду право фокуса, но никогда еще его сила не ощущалась так явно, никогда не чувствовалось, во что складываются все те способности, которые мы ему отдали. Он был вампиром, значит, его сила была холодом, логикой, лишенной эмоций, как любой мертвец. Он изучал наши способности, как Эдуард изучает свой арсенал. Какое оружие для чего предназначено? Которым стоит сделать следующий выстрел? У меня был момент, когда я остро ощутила страх и сомнения. Он сразу же подавил эти чувства во мне, закрылся сам, отгородился от нас, ведь это был не только мой разум, это было слияние наших сознаний. Я знала, что Дамиан и Натаниэл тоже это почувствовали. Он боялся, что у нас просто не хватит сил защититься от всего этого. Ее сила почти уничтожила нас еще до ее контакта со слугой. Он прятал сомнения, но все же они там были. Это не была холодность вампира, это была холодность от безысходности. Ведь именно сомнение было ее оружием. А врага не стоит вооружать.

Ее сила ударила в нас, вбиваясь, будто эмоции могли стать ураганом и разметать нас по сторонам. Будто наши души и сердца вдруг вскрыли и выставили на всеобщее обозрение, давая нам увидеть, что мы на самом деле чувствуем. Большинство из нас старается скрыть этот свет в глубине себя. Внезапно, Жан-Клод, Дамиан, Натаниэл, Ашер и я оказались в самом эпицентре такого света, ярчайшего в мире.

Коломбина специализировалась на сомнениях и боли, но Джованни, ее человек-слуга, предоставил ей более широкий спектр возможностей. Потеря, тот удушающий импульс потери, когда вы чувствуете, что вот-вот умрете вслед за тем, кого уже похоронили. Она знала, что у каждого из нас были такие потери, и она заставила нас переживать из снова и снова. Но это были не только потери каждого из нас в отдельности, Жан-Клод связал нас в единый организм, и вместо боли от своей личной потери, мы переживали боль друг друга. Я слышала крик Джулианы, когда огонь поглощал ее. Я слышала, как выкрикивал ее имя Жан-Клод, узнав, что она умерла. Ашер закричал от этого воспоминания, и Жан-Клод присоединился к нему. Мы стояли перед остывшим костром, перед холодным пеплом, и знали, что это все, что осталось от женщины, которая была нашим сердцем. Дамиан вновь видел, как сгорает его брат. Его крики окружали нас. Дамиан упал на колени, как от удара. Мы снова были маленькими, а Николас умирал. Бейсбольная бита опустилась в ударе с влажным, отвратительным звуком. Он упал на пол недалеко от нас. Все кругом было залито кровью. Николас прошептал: «Беги, Натти, беги!». Натаниэл закричал «Нет!» здесь и сейчас.