Джонатан Келлерман - Наваждение

Улыбающаяся официантка с коротко стриженными рыжими волосами и тонкой талией принесла мне корзинку с булочками и посудину с маслом. Я принялся поднимать сахар в крови и взглянул на часы.

В час сорок семь в ресторан вошел коренастый мужчина лет шестидесяти, с до синевы выбритым лицом и что-то сказал кинувшемуся ему навстречу хозяину, явно страдающему плоскостопием.

— Сэм Полито.

— Алекс Делавэр.

Рука Полито была сильной и грубой, а те немногие волосы, что задержались на его голове, — седыми и густыми, нем была черная ветровка, серая водолазка, темно-серые брюки и черные туфли с золотыми пряжками от Гуччи, которые вполне могли быть настоящими. Розовые щеки резко контрастировали с нижней частью лица, которая никогда не будет казаться чисто выбритой. Правый глаз был карим и ясным, а его товарищ — сморщенным и тусклым.

— Эй, Моник, — обратился Полито к официантке, — семга сегодня не с фермы?

— Разумеется, нет.

— Тогда я возьму. С белой спаржей. И большой стакан того вина, шато, как его там.

— Картофель?

Полито подумал.

— Да ладно, приноси. Только полегче с маслом.

— Bon M'sieur?

— Большой стейк с кровью, салат, жареная картошка.

Полито проследил, как она уходит, держа голову так, чтобы здоровый глаз видел как можно больше.

— Красное мясо, а? Никаких проблем с холестерином?

— Пока нет, — улыбнулся я.

Глаз внимательно присмотрелся ко мне.

— У меня все наоборот. В моей семье к шестидесяти годам все отдавали концы. Я пока обогнал их на три года, но в пятьдесят восемь пережил инфаркт. Врач сказал: «Следи за тем, что ты ешь, пей только вино, тогда получишь шанс установить рекорд».

— Прекрасно.

— Похоже, — продолжал он, — у вас имеется мохнатая лапа.

— Это где?

— Заместитель шефа позвонил мне домой. Я уже собрался прокатиться с женой до озера Джордж, но он сказал: «Сэм, я хочу, чтобы ты кое с кем встретился». Как будто я еще кому-то что-то должен.

— Простите, что нарушил ваши планы.

— Да ладно, я и сам не сопротивлялся. Он ведь рассказал мне, в чем дело, так что я был даже рад. — Полито схватил из корзинки булочку, разломил ее пополам и проследил, как дождем сыплются крошки. — Хотя, увы, речь не пойдет об одной из моих удач.

— Тяжелое дело?

— Джимми Хоффу найдут скорее, чем эту парочку. Возможно, в одном и том же месте.

— В фундаменте какого-нибудь здания, — предположил я. — Или в Ист.

— Первое. Если бы тела бросили в реку, мы бы их давно нашли. Эта проклятая река течет в обоих направлениях, при таком волнении тела бы обязательно всплыли. Я за свой век повидал утопленников. — Он потянулся к оливке, обгрыз ее. — Уж поверьте мне, река бы их выдала.

Принесли его вино. Он понюхал, попробовал, отпил.

— Жизненный эликсир: вино и оливковое масло. — Поймав взгляд официантки, он губами изобразил слово «масло» и сделал вид, будто что-то наливает.

Убрав половину золотой лужицы хлебом, Полито сказал:

— Поработав в этом городе достаточно долго, автоматически приобретаешь вкус к хорошей еде. Так расскажите мне обо всех этих убийствах в Лос-Анджелесе.

Я вкратце изложил ему все события.

— Вот оно как.

— К сожалению.

— Выходит, вы сюда приехали только насчет этого типа Дейла, который, возможно, виновен по ассоциации.

— Угу.

— Роскошные машины, надо же! Вот вам Лос-Анджелес, верно? И они из-за этого купили вам билет на самолет? Похоже, полицейское управление в Лос-Анджелесе становится современным, раз посылает психолога. Откуда у вас такие связи?

Я промолчал.

Принесли еду. Полито сказал:

— Серьезно, доктор, мне любопытна вся эта ваша психическая бодяга. У нас были всякие парни, но все, что наше начальство делало, — это посылало их к терапевтам, когда считало, что с ними что-то не так. Вы тоже этим занимаетесь?

Я коротко изложил ему, чем занимаюсь и какова моя роль в полицейском управлении.

— Работаете сами по себе, — заметил он. — И если получается, значит, все правильно. Ну, вернемся к чете Сафран. Подозрение сразу же пало на Корвуца, у которого были с ними серьезные конфликты. К тому же у него довольно пятнистая биография. Например, он мог привезти бригаду рабочих среди ночи и снести дом так, чтобы соседи не сумели пожаловаться. Затем, когда все уже от ора накладут в штаны, его юристы извиняются: «Ах, простите, путаница с бумагами, мы компенсируем принесенные вам неудобства». Затем требуются месяцы, чтобы выяснить, в чем эти неудобства заключаются, затем следуют еще отсрочки, а потом все забывают об инциденте.