Джонатан Келлерман: Выживает сильнейший

Виват, Голливуд!

Отполированные тысячами подошв, звездно поблескивали вцементированные тут и там в панели тротуара медные пластины с именами знаменитостей. Но настоящими звездами ночи были скорее торговцы дурманом, крепкие молодцы с накачанными бицепсами и подростки, пославшие к чертям дешевые идеалы своих родителей.

Всех их двадцать четыре часа в сутки гостеприимно принимала кофейня «Гоцзи», расположенная в северной части бульвара Голливуд между салоном татуировки и баром, где собирались фанаты-металлисты.

Размахивавший метлой мальчишка-мексиканец только повел головой, когда ровно в три часа ночи ко входу подкатила черно-белая патрульная машина. Документов у парня не было никаких, однако внезапное появление полиции ничуть не испугало его. Копам на иммиграционные порядки было наплевать. Пробравшись в Лос-Анджелес всего месяц назад, мальчишка быстро понял, что в этом городе всем на все наплевать.

Нолан Дал закрыл дверцу автомобиля и ленивой походкой вошел в кофейню с тем независимым видом, какой может позволить себе лишь молодой, атлетически сложенный мужчина, одетый в полицейскую форму с болтающимися на ремне дубинкой, рацией, фонариком и кобурой с девятимиллиметровым револьвером. Зал пропитался тошнотворным запахом подгоревшего масла, ковровая дорожка в проходе была покрыта отвратительными разводами. Дал выбрал столик в углу и принялся глазеть на сидевшую за кассой юную филиппинку.

В соседней кабинке о чем-то шептались двадцатитрехлетний сутенер Террел Кохрейн и одна из его подопечных, пухлощекая шестнадцатилетняя мать двоих детишек Джермадин Баттс, приехавшая недавно из Оклахомы. Пятнадцать минут назад парочка сидела за углом в принадлежавшем Террелу «лексусе», где Джермадин, приспустив чулок, с трудом нашла на лодыжке вену и закатила в нее пятнадцатидолларовую порцию плохо очищенного героина. Сейчас одуревший от наркотика организм требовал сахара, который она и пыталась извлечь из второго огромного стакана кока-колы, гоняя соломинкой кусочки льда.

Террел принял скатанную в шарик смесь героина с кокаином и ощущал себя сейчас в восхитительном состоянии идущего по проволоке канатоходца. Склонившись над столиком, он ковырял вилкой сыр, выкладывал на тарелке из колец жареного лука олимпийскую эмблему и делал вид, будто не обращает никакого внимания на сидящего неподалеку высокого светловолосого полисмена.

Нолану Далу и в самом деле было глубоко наплевать на обоих, равно как и на пяток других таких же фигур, расположившихся тут и там в ярко освещенной кофейне. Откуда-то лилась негромкая музыка. К столику Нолана с улыбкой подошла миниатюрная иссиня-черная официантка. Отмахнувшись от меню, он попросил принести кофе и кусок кокосового бисквита.

– В ночной смене новичок? – обратилась к нему на отличном английском с приятным певучим акцентом девушка. Она приехала в Штаты из Эфиопии пять лет назад.

Улыбнувшись, Нолан покачал головой. В Голливуде он работал по ночам уже третий месяц, просто до этого ни разу не заходил в «Гоцзи», балуя себя сластями в рекомендованной ему Уэсом Бейкером кондитерской Данкина на Хайленд-авеню. Копы и пончики. Ха-ха.

– Никогда не видела вас здесь раньше, офицер... Дал?

– Что ж, жизнь вечно подкидывает что-нибудь новенькое.

– Ну-ну. – Негритянка рассмеялась и направилась к стойке с пирожными. Посмотрев ей вслед, Нолан перевел взгляд своих голубых глаз на Террела Кохрейна.

Волосатое ничтожество.

Нолану было двадцать семь, и его представления о мире формировались главным образом под воздействием того, что он видел на экране телевизора. До прихода в полицию сутенеры для него ассоциировались с красными бархатными пиджаками и широкополыми, в перьях, шляпами. Довольно скоро Нолан понял, что в реальной жизни ни к чему нельзя подготовиться заранее.

Ни к чему.

Он рассматривал Террела и его шлюшку – явно несовершеннолетнюю. Этот месяц Террел не вылезал из болтавшихся на нем безвкусной расцветки шерстяных рубашек, из-под которых виднелась одна и та же черная майка. В прошлом месяце он казался вросшим в кожаный пиджак, а до этого походил на сына диктатора какой-нибудь африканской страны.