Джонатан Келлерман: Он придет

Jonathan Kellerman

When the Bough Breaks

2010 by Jonathan Kellerman. This translation is published by arrangement with Ballantine Books, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC

© Артём Лисочкин, перевод на русский язык, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Утречко намечалось – лучше не придумаешь. В подобное утро меньше всего хочется слышать о таких вещах, как убийство.

Прохладный тихоокеанский бриз вот уже второй день подряд тянул через побережье на материк, сдувая всю скопившуюся в воздухе дрянь куда-то в сторону Пасадены. Мой дом уютно устроился в предгорье чуть северней Бель-Эйр, почти в самой высшей точке старой конной тропы, змеящейся вокруг Беверли-Глен, где бьющие в глаза изобилие и богатство уступают место сонной сельской одури. Это район «Порше» и койотов, дурно работающей канализации и потайных чистых ручейков.

Собственно мои владения – это восемнадцать сотен квадратных футов красного дерева с металлизированной пропиткой, серой от времени кровельной дранки и тонированного стекла. Где-нибудь поближе к городу такое сооружение считалось бы убогой лачугой; здесь же, в горах, это уже вполне пристойное «деревенское гнездышко», тихое прибежище от городского шума и суеты – ничего пафосного, зато куча всяких террас и веранд, неожиданных ракурсов и приятных визуальных сюрпризов. Проект в свое время разработал для себя любимого один венгерский художник, чьи попытки забросать «галерейные ряды» на бульваре Ла-Синега невероятных размеров полотнами с треугольниками всех цветов радуги завершились полным финансовым крахом. Потеря для искусства обернулась выгодой для меня – благодаря решению лос-анджелесского суда по делам о банкротстве. В хороший денек вроде нынешнего в комплекте с домом идет еще и вид на океан – смутная лазурная полоска, робко выглядывающая над прибрежным районом под названием Палисады.

Я спал один с открытыми окнами – к черту грабителей и нынешних последователей Мэнсона! – и проснулся в десять, голый, в окружении свалившихся на пол простыней, в самый разгар какого-то тут же забытого сновидения. Чувствуя себя расслабленно и умиротворенно, приподнялся на локтях, кое-как подобрал обратно простыни и бездумно уставился на карамельные полоски солнечного света, просачивающиеся сквозь высокие французские окна. Вытащило меня из постели лишь вторжение обычной комнатной мухи, которая то пытливо исследовала складки простыней – мертвечину искала, что ли? – то вдруг кидалась мне на голову на манер пикирующего бомбардировщика.

Прошаркал в ванную, открыл краны, чтобы наполнить джакузи, после чего в сопровождении мухи направился в кухню на предмет поисков чего-нибудь съедобного. Сделал себе кофе, и мы с мухой по-братски разделили рогалик с луком. Двадцать минут одиннадцатого утра, понедельник – и никакой необходимости куда-то ехать или что-нибудь делать. Блаженный декаданс…

С того момента, как мне преждевременно пришлось оставить врачебную практику, прошло уже почти полгода, но меня до сих пор изумляло, насколько прост оказался переход от маниакального трудоголика к тормозному лодырю, озабоченному только собственной персоной. Наверное, такова и была моя истинная суть с самого начала.

Вернулся к бурлящей ванне, присел на краешек, дожевывая рогалик. В голове понемногу рождались планы на предстоящий день: понежусь как следует в горячей водичке; прогляжу утреннюю газетку; может, пробегусь трусцой до каньона и обратно; приму душ; потом, пожалуй, скатаюсь в… Но тут все эти приятные размышления грубо прервал звонок в дверь.

Обмотавшись полотенцем, я подошел ко входной двери в тот самый момент, когда в нее уже входил Майло Стёрджис.

– Было незаперто, – объяснил он, крепко прихлопывая за собой дверь и швыряя на диван экземпляр «Таймс» [1] Имеется в виду газета «Лос-Анджелес таймс». – Здесь и далее прим. пер. . Уставился на меня, и я потуже затянул вокруг себя полотенце. – Ну, с добрым утром, дитя природы!

Я махнул ему, чтобы проходил внутрь.

– Вообще-то неплохо бы запираться, дружище! Иначе знаешь, как бывает? Если нужна наглядная иллюстрация, то изволь – у меня в отделе таких протоколов что грязи.

– Доброе утро, Майло.

Дотащившись до кухни, я налил две чашки кофе. Майло, который здоровенной неуклюжей тенью следовал за мной по пятам, тут же открыл холодильник и вытащил оттуда тарелку с холодной пиццей, которую я, убей бог, не помню, чтобы когда-нибудь покупал. Вернувшись вслед за мной в гостиную, он рухнул на мой старый кожаный диван – артефакт из брошенного офиса в Уилшире, – пристроил тарелку на бедре и вытянул ноги.