Дот Хатчисон - Розы мая

Рамирес смотрит на Вика. Из сооружения с карандашом у нее на затылке выскальзывает прядь волос.

– Ни на одном из мест преступлений убийца отпечатков не оставил.

– Верно. Но он мог наследить под другим именем. Имена меняются, но пальчики остаются.

– Ничего, сэр. Полный ноль.

– Проверить стоило, – вздыхает Хановериан. – Спасибо, Ивонна, и, пожалуйста, пришли нам обновленную информацию.

– Сделаю. Постарайтесь поспать. – Она дает отбой, и Эддисон выключает громкоговоритель.

– Она права. Отправляйтесь домой. Оба.

– Вик…

– Мы все устали, – напоминает он и поднимается из-за стола. – Поезжайте домой. Выспитесь. Утром ко мне. Маме будет приятно вас покормить. Свяжемся с Финни.

Эддисон мнется, смотрит на стопки бумаг и папок на столе. Слышит, как вполголоса переговариваются Вик и Рамирес. Дверь закрывается. Чья-то рука сжимает его плечо.

– Вик…

– Брэндон.

Он поднимает голову. Хановериан обращается к нему по имени только в редких случаях, когда хочет донести до его внимания что-то особенно важное.

– У Прии завтра день рождения. Сам знаешь, день нелегкий. И ты нужен ей в самой лучшей форме.

– А если и лучшей мало?

Вместо ответа Вик только сжимает еще раз его плечо. И отпускает.

Без нескольких минут пять мама собирается и уезжает в свой денверский офис; она уже вся на нервах и даже на месте стоять не может. Напоследок обнимает меня так крепко, что, наверное, синяки останутся.

– Будь уверенной, – снова говорит мама, – будь хитрой и осторожной. – В целом не худшее благословение для дочери, отправляющейся кого-то убивать.

Остаюсь в постели – толком еще очухалась, но определенно не сплю. Минувшей ночью заснуть не удалось; мозги просто не отключились и отдохнуть не получилось.

Думала о Чави – как она носилась за мной по лабиринту, как кружила в танце и смеялась, как истекала кровью на сером каменном полу. О папе – сломленном, онемевшем, пристыженном в больнице и висящем на лестнице, когда я пришла домой из школы. Обо всех остальных девушках тоже – теперь их имена значат для меня не меньше, чем мое собственное.

Дарла Джин, Сорейда, Ли, Саша.

Мэнди, Либба, Эмили, Керри.

Лейни, Кирстен, Рейчел, Чави.

Натали, Меган, Эми, Джули.

Думаю, если проживу даже сто десять лет, то скорее забуду собственное имя, чем эти.

Если закрываю глаза, почти чувствую за спиной присутствие Чави, вспоминаю те поздние вечера, когда мы сидели бок о бок и царапали что-то в своих дневниках, а потом засыпали, обнявшись. Помню ленивые утренние часы, когда мы прятались под одеялами, пока мама не прыгала на нас. Буквально. Прыгала и, хохоча, щекотала, и мы возились до изнеможения. Я помню, что чувствуешь, когда рука сестры разглаживает твои волосы, откидывает их с лица или перебирает пряди, помогая маме их подкрашивать. Помню ее теплое дыхание у своего уха, ее пальцы, рисующие что-то на моем бедре, хотя она еще не проснулась; помню, что она постоянно сплевывала свои волосы, а мои ей никогда даже случайно не попадались.

Наконец я встаю, принимаю душ, более тщательно, чем обычно, высушивая свою слегка обновленную прическу. В волосы над ухом втыкаю крупную белую розу – самую большую из тех, что нашла в крошечном цветочном павильоне в гастрономе.

Мне кажется, надевать венок в честь дня рождения будет лишним. Обычно я не смотрюсь в большое зеркало, когда собираюсь, предпочитая пользоваться компактным, чтобы видеть только то, что подкрашиваю, но сегодня наношу макияж, стоя перед зеркалом во весь рост. Я – вылитая Чави, но поскромнее, не такая яркая и уверенная; тело и черты те же, но словно сквозь стекло, окрашенное в другой цвет. Натягиваю белое летнее платье, темно-синий свитер и леггинсы, которые сняла прошлым вечером. Наступившее вчера ненастье обещает, что сегодня, первого мая, пойдет снег. Но в пальто будет достаточно тепло.

Внизу слышу голоса Стерлинг и Арчера – смена караула. Когда спускаюсь, повесив сумку с камерой на плечо, Стерлинг уже ушла. Арчер смотрит на меня слегка диковатыми глазами. Задние мысли? Но он неуверенно улыбается, открывая дверь, поэтому я надеюсь, что между нами все нормально. Не могу представить, что Стерлинг уехала бы, зная о наших планах на предстоящий день.

Я еще могу вернуться. Достаточно рассказать ему или любому из них про брата Дарлы Джин, позволить им найти и арестовать его.

Но я думаю, как неопределенно долго придется ждать, пока нам сообщат, что правосудие восторжествовало. Правосудие никого не может вернуть. Будь уверенной, сказала мама.