Дот Хатчисон - Розы мая

– Напрашиваешься на неприятности?

От неожиданности Эддисон вздрагивает и задевает локтем чашку. Она наклоняется и падает, он ныряет за ней, промахивается и…

…и в чашке ничего уже нет.

Господи, да когда ж он появился?

Эддисон поднимает голову – напарник с любопытством смотрит на него – и хмурится.

– Ты что здесь делаешь?

– Вернулся поработать с документами. Увидел свет. – Вик опускается в кресло на колесиках, проходится взглядом по папкам. Они уже расползлись, наехали одна на другую, но общий порядок сохранился. Исключение составляет одна – дело Чави, которая лежит слева от напарника.

– Ты так работаешь с бумагами? С возвращением?

– Я иду домой на обед, провожу какое-то время с девочками. Потом, когда все разбредаются – домашние задания, свидания, кино на диване, – возвращаюсь в офис и работаю. И не говори таким тоном, будто тебя предали.

Неужели он говорит таким тоном? Эддисон задумывается и неохотно соглашается – да, вполне возможно, что так. Было бы неплохо, если б кто-то из более опытных агентов намекнул ему на это раньше.

Вик тянется за ближайшей папкой, собирает фотографии в аккуратную стопку и поворачивает их лицом вниз.

– Неужели ты действительно думаешь, что, просмотрев это все двадцать раз, в двадцать первый увидишь что-то новое?

Вместо ответа Эддисон молча смотрит на папку в руках Хановериана.

– Ты прав, верно подметил. – Подержав папку еще секунду-другую, Вик закрывает ее и кладет на место. – Давай попробуем по-другому.

– В каком смысле?

– Есть вещи, которые мы принимаем как нечто само собой разумеющееся, потому что знаем – эти дела связаны. Уберем эту предвзятость. Итак. Обычный день, аналитик, работающий с ППНП [13], приносит нам эти папки и думает, что серийный убийца уже у нас в руках. – Вик выжидающе смотрит на Эддисона. Тот хмуро смотрит на него.

Хановериан вздыхает, берет папку с заметками и кладет рядом с собой на соседний стул.

– Знаю, тебе не по вкусу ролевые игры, но это полезный, эффективный инструмент. Сделай одолжение.

– Все эти дела подпадают под разную юрисдикцию, – говорит Эддисон, и его напарник кивает. – Каждый раз другой штат. Нет географического кластера. Нет явно выраженной зоны комфорта. Все жертвы в городах или вблизи них, а не в сельскохозяйственных районах, но на карте связать их нечем.

– Ладно. И что же их все-таки связывает?

– Возрастные кластеры. Все они попадают в четырехлетний диапазон – от четырнадцати до семнадцати. Все учатся в школе, все женщины. – Вик встает и, наклонившись над столом, кладет фотоснимки на каждую стопку. В большинстве своем это карточки из ежегодников, хотя есть и те, что сделаны по какому-то другому случаю. Случайные снимки могут рассказать о человеке больше, но постановочные лучше узнаваемы.

– Что еще?

Эддисон пытается притвориться, что не видел эти фотографии, что они не отпечатались у него на внутренней стороне век, что он не знает о них ничего.

– Они не подходят под один тип, – говорит он наконец. – Все молоды и объективно красивы, но цвет волос и кожи, расовая принадлежность – здесь представлен весь спектр. Что бы ни привлекало его в них как жертв, это не внешность. Или не только внешность.

– Копаем глубже.

– Я не ученый.

– Знаю. – Вик стучит пальцем по ярко-зеленой папке. – И знаю, что все это мы делали семь лет назад с Кирстен Ноулз. Кто-то еще связал эти дела, и мы приняли за истину некоторые вещи на том лишь основании, что нам их так представили. А что, если открытие чего-то по-настоящему нового означает обнаружение чего-то такого, о чем мы даже не догадываемся?

– Мне нужен еще кофе.

– Я принесу. А ты думай.

Вик выходит из конференц-зала, а Эддисон берет из папки Чави фотографию и ставит на стол, прислонив к пустой чашке. Это один из ее последних прижизненных снимков, сделанный за два дня до убийства. На двенадцатый день рождения Прии. У всех девочек и женщин, а также наиболее отзывчивых представителей сильного пола на головах красочные короны из проволоки и шелковых цветов, с которых ниспадают, завиваясь, пестрые ленточки. Прия – кожа да кости в свои двенадцать. Скачок роста у нее заканчивается; она вытянулась, но вес не набрала, а бедра и ребра уже с трудом вмещаются в платье. Но лицо с чересчур острыми чертами сияет от радости, а на груди сомкнуты руки обхватившей ее сзади сестры. Фотограф поймал момент движения – темные волосы развеваются, красные и синие пряди похожи на цветные ленточки. У Прии корона из белых роз, у Чави – из желтых хризантем, и длинные лепестки напоминают бахрому. На обеих яркие летние платья и открытые кофточки; обе босые.