Брайн Олдис: Телохранитель

Сигналом послужило появление Рэчел Мэррон. Ее серо-голубой лимузин подплыл к центральному входу в "Колизей", и слонявшиеся на тротуаре обожатели бросились к машине, наваливаясь на двери и окна, как бы образуя большую ловушку для предмета своей любви и поклонения.

Охранникам удалось отодрать людей от машины и протащить Рэчел сквозь толпу. Со всех сторон тянулись руки, пытаясь дотронуться до нее, до ее одежды, волос, как до талисмана, приносящего удачу, словно тем самым они могли урвать частичку ее таланта и таким образом обогатить свою жизнь.

Они скандировали хором: "Рэчел! Рэчел!"

Улыбка застыла на лице Рэчел Мэррон, но закрываясь от навязчивых поклонников, она опустила голову и сгорбила плечи. Охрана пробивала для нее узкий проход в толпе подобно ледоколам, штурмующим толщу льда. За Рэчел по пятам следовали ее приближенные: друзья, родственники, менеджеры и сопровождение, а также группа поддержки — "команда" Рэчел Мэррон.

Поклонники из толпы протягивали различные подарки и сувениры. Сопровождающие певицу принимали их: цветы, открытки, записки, кассеты, журналы, и вдруг из леса трепещущих рук появилась кукла с лентой через плечо. На ленте аккуратными яркими буквами было выведено: "Рэчел! Мы любим тебя!" Уверенная рука всунула куклу гримерше певицы, и та взяла ее.

И вот Рэчел исчезла за дверьми "Колизея", и они захлопнулись. Толпа отступила. Казалось, люди устали и выдохлись от нескольких минут полного восторга.

Войдя в здание, Рэчел мотнула головой:

— Уф, как я рада, что это закончилось.

Ники, сестра Рэчел и личный секретарь, легонько похлопала ее по спине.

— Они просто любят тебя — и все.

— У них очень странная манера это показывать.

Рэчел уже ждал помощник менеджера "Колизея".

— Рэчел, пора разобраться с макияжем,— настойчиво произнес он.

И через тридцать пять минут Рэчел вышла на огромную, широкую сцену. Она слышала аплодисменты и крики, шум в зрительном зале и вдруг почувствовала себя, как на ветреном морском берегу, оглушенная накатывающимися волнами. Такие моменты незабываемы: они будоражат, поднимают тонус, возносят к высотам блаженства. Безрассудное поклонение и любовь аудитории вливали в нее силу и энергию как наркотик. Это было то, ради чего она жила.

Возбуждение передалось и за сцену, пульсируя в гримерной, приводя в восторг всю "команду" Рэчел. Они не могли быть такими же, как она, но они были рядом с ней, впитывая часть ее блестящей славы. Они смеялись и болтали, а в воздухе витало чувство принадлежности к чему-то огромному, уникальному. Сейчас, когда представление началось, букеты цветов и подарки валялись по всей комнате. Все взоры были прикованы к телеэкранам, показывавшим все, что происходило на сцене.

— Началось!— крикнул кто-то.— Давай, Рэчел, покажи им!

И она показала. Довольный гул пронесся над залом при первых звуках мелодии "У меня ничего нет". Но в этот момент за сценой аплодисменты, музыка и голос Рэчел были заглушены: маленькая кукла, сидевшая рядом с одним из мониторов, взорвалась…

Фонтан пламени — и маленькая гримерная наполнилась дымом и криками. Экран потускнел, и стекло треснуло. Почувствовался едкий запах сгоревшей проводки, затем полетели все пробки и свет погас.

Окружение певицы запаниковало. Люди бросались на пол, закрывая головы, уверенные в том, что пришел конец и вот-вот они все погибнут.

А на сцене, в счастливом неведении, перед восхищенными слушателями Рэчел Мэррон продолжала петь. Сладкие слова ее самой популярной песни раздавались в полузатемненном огромном зале. И казалось, ее жизнь зависит от того, как она поет. Она источала любовь к своим поклонникам, не зная, что один из них пытается ее убить.

На захламленном заднем дворе маленького загородного дома Фрэнка Фармера было тихо и спокойно. И ему это нравилось.

Постоянная бдительность утомляла, непрерывная подозрительность изнашивала, напрягала еще больше натянутые струны нервов.

У Фрэнка был испробованный и действенный, если не совсем необычный метод против стрессов в его особой профессии. Привычка устраивать себе долгий отпуск после каждого очередного дела оправдывала себя полностью. Ленивые дни ничегонеделанья, когда он позволял себе расслабиться, лишь читать книги и спать — это заново заряжало его "подсевший аккумулятор" и снимало напряжение, как во время всплытия из глубин моря.

Он лежал в потрепанном шезлонге в старых шортах и очках от солнца, которые сползли на нос. Рядом с ним на металлическом столике стоял стакан чая со льдом, покрытый испариной на солнце, и старый радиоприемник, настроенный на волну, где передавались старые песни. Слышалась тихая мелодия "Не уходи, Рене".