Том Клэнси - Государственные игры

– Мне думается, вы оба приписываете этим дегенератам излишнюю дальновидность. У них был план, но их карта бита. Конец истории.

На столе генерала подал звук телефон.

– Я тоже не уверен, что согласен со всеми предположениями, высказанными Лиз, – признался Роджерс, – но они заслуживают рассмотрения.

– Подумайте об уроне, который могла бы причинить “Чистая нация”, будь она приманкой или ловушкой.

Роджерс ощутил внутренний холодок. На самом деле гордое и победоносное ФБР можно было бы увести куда угодно, только не в правильном направлении. Более того, когда средства массовой информации отслеживают каждый его шаг, оно так и не смогло бы признать, что его ввели в заблуждение.

Генерал поднял трубку.

– Да?

Это оказался Боб Херберт.

– Боб, минут десять назад Альберто ввел меня в курс дела, – сообщил ему Роджерс. – Где вы находитесь?

С другого конца линии послышался спокойный голос Херберта:

– Я еду по шоссе через какую-то немецкую глушь, и мне кое-что необходимо.

– Что именно?

– Либо солидная помощь – и побыстрее, либо по-настоящему короткая молитва, – ответил Херберт.

Ранним вечером в Гамбурге при хорошей погоде появляется какое-то особенное чарующее свечение.

Отблеск лучей заходящего солнца, отражаясь от поверхности двух озер, порождал вокруг призрачное мерцание. Полу Худу почудилось, будто под городом кто-то включил яркую лампу. Деревья в парке и здания по краям как бы светились сами по себе на фоне синего темнеющего неба.

Воздух Гамбурга был тоже иным, чем в других городах. В нем ощущался привкус соли, который ветер приносил вдоль Эльбы с Северного моря, запах солярки и дыма от бесчисленных судов, снующих по реке, и свежее дыхание деревьев и обширных зеленых насаждений, разбросанных по всему городу. Не грязный, как в некоторых городах, отметил про себя Худ, но вполне отличимый.

Размышления Худа об окружающей среде длились недолго. Не успели они с Хаузеном выйти из здания и направиться в сторону парка, как немец заговорил.

– Так что же сделало этот день таким необычным для вас? – спросил он.

На самом деле Худу не очень-то хотелось говорить о себе, но он надеялся, что тем самым ему удастся слегка развязать язык Хаузену. Ты даешь и ты берешь, ты берешь и ты даешь. Это был вальс, знакомый всякому, кто жил и работал в Вашингтоне. Просто на этот раз танец будет иметь несколько более личный и важный характер.

– Пока мы с Бобом и Мэттом ждали вас в отеле, – начал Худ, – мне показалось, что я увидел…, нет, я готов поклясться, что увидел женщину, которую когда-то знал. Я бросился вслед за ней, словно одержимый.

– И это была она? – спросил Хаузен.

– Не знаю… – качнул головой Худ. От одних мыслей о том, что произошло, ему снова стало не по себе. Не по себе от того, что он так никогда и не узнает, была ли это действительно Нэнси, и от того, что по-прежнему не равнодушен к этой женщине.

– Она села в такси, прежде чем я успел ее перехватить. Но, судя по тому, как она держала голову, по ее волосам, по тому, как она закидывала их, если это была не Нэнси, то по крайней мере это была ее дочь.

– А у нее есть дочь?

Худ молча пожал плечами. Когда бы он ни вспоминал о Нэнси Джо, его охватывала грусть от мысли, что она вполне могла иметь ребенка или мужа, действительно жить своей жизнью, в которой ему не было уже места.

Так какого же черта ты снова все это мусолишь? – спросил он себя. Да потому, сказал он себе, что ты хочешь разговорить Хаузена.

Худ сделал глубокий вдох полной грудью и медленно выдохнул воздух. Засунув руки глубоко в карманы, он уставился на траву под ногами. Его мысли с неохотой возвращались в Лос-Анджелес на двадцать лет назад.

– Я любил эту девушку. Ее звали Нэнси Джо Босуорт. Мы встретились в компьютерном классе Южно-калифорнийского университета на последнем году аспирантуры. Она была этаким нежным хрупким ангелом с волосами, которые ниспадали на спину, словно золотистые крылья. – Пол усмехнулся и даже вспыхнул. – Я понимаю, звучит слишком слащаво, но я просто не знаю, как это еще описать. Ее волосы были мягкими, пышными и пушистыми, а в ее глазах была сама жизнь. Я называл ее своей “маленькой золотой леди”, а она меня своим “большим серебряным рыцарем”. Господи, как я был влюблен!

– Ясное дело, – понимающе кивнул Хаузен. Немец впервые улыбнулся. Пол был рад, что у него начинает получаться, – его убивал вид Хаузена.