– Просто вы не знали о нашем существовании.
– Вот вы постоянно говорите о другом цвете кожи, о разных обличьях. Что вы имеете в виду?
– Вы не позволили нам сохранить наш цвет кожи. Если бы у меня была бронзовая кожа и высокие скулы, как когда-то у племени актатль, разве бы я стал директором этого музея? Разве Де Сан и Де Панола смогли бы достичь высоких генеральских званий в армиях Франции и Испании?
– Они что, тоже актатль?
– Да. – Уиллингэм посмотрел мимо Римо на тела, лежавшие на полу, и голос его зазвучал глухо, словно эхо: – Они тоже пришли со мной.
– Боюсь, теперь они утратили былые регалии, – заметил Римо, глядя на неподвижные тела, безжизненные, как недоеденная фасоль.
– Разве могли бы мы открыто поклоняться нашему драгоценному и внушающему трепет камню в вашем обществе? У вас людям не разрешено поклоняться камням.
– Полагаю, в таком случае, что вы никогда не были в Ватикане, или у Стены плача, или в Мекке.
– Все это лишь символы. Поклоняются не собственно им. А мы почитаем этот камень как бога, и в вашем обществе нам ни за что бы не позволили любить его и служить ему так, как принято у нас.
– А много вас, представителей племени актатль?
– Достаточно, – ответил Уиллингэм. – Нас всегда было достаточное количество. Но мы совершили ошибку.
– Да?
– Не выяснили, кто вы такой.
– Я наемный убийца из дружественного вам сообщества.
– Они найдут и уничтожат вас. Руки-ноги вам пообрывают. Сотрут вас с лица земли. Потому что мы, народ племени актатль, прошли через все испытания; мы сильны, многочисленны и хорошо законспирированы.
– И к тому же нежные, как одуванчики, – произнес Римо.
Вдруг он заметил, как между нижними зубами Уиллингэма показалась кровь, угрожая перелиться через губу.
– Мы выживем, – сказал Уиллингэм, – как жили на протяжении пятисот лет. – С этими словами он улыбнулся, изо рта его потоком хлынула кровь, и одеяние из желтых перьев соскользнула у него с плеч. Под сердцем у него торчала рукоятка каменного ножа. Однако Уиллингэм, так умело вырывавший сердца у других, на этот раз промахнулся и теперь истекал кровью.
– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – сказал Римо. – Я принадлежу к дому, которому более тысячи лет. Когда вы, племя актатль, еще пользовались каменным топором, Дом Синанджу уже существовал. Еще не построили Рим, а Дом Синанджу уже стоял. Дом Синанджу был еще до того, как евреи начали свои странствия по пустыне.
– Вы что, тоже рядились в одежды других, чтобы выжить? – прошептал Уиллингэм.
– Нет, – ответил Римо.
– А-а-а, – крикнул тогда Уиллингэм. – Мы обречены!
– Надеюсь. А теперь отвечайте, где ваш штаб?
И тогда Уиллингэм улыбнулся предсмертной улыбкой.
– Нет, мы не обречены. Спасибо, что вы мне дали это понять. – Уиллингэм умер. Он лежал в луже крови и перьев, словно гусь, подстреленный с близкого расстояния из двух стволов.
– А ведь вы готовы были разрешить им изуродовать меня, – заметила Валери, выплевывая последний перья.
– Только ваш ротик.
– Все мужчины – мерзавцы! – воскликнула Валери.
– Тсс, – произнес Римо. – Нам надо отсюда выбраться.
– Вы правы, черт вас возьми! Я сейчас вызову полицию.
– Боюсь, что нет. – И Римо надавил ей на какую-то точку с левой стороны шеи. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь какой-то клекот.
Римо увел ее из зала. Снаружи под висящей на стене картиной он обнаружил выключатель, приводящий в ход металлические жалюзи. Щелчок, удар – они встали на место, после чего он закрыл дверь, ведущую в зал. А на двери повесил табличку, которую снял с ближайшего туалета. «Закрыто на ремонт».
Затем Римо вывел Валери из темного, запертого на ночь музея и привез в гостиницу на углу Пятьдесят девятой улицы и Коламбус-Серкл, где они остановились с Чиуном. Там он провел рукой по ее горлу, и к ней вернулся голос.
Чиун сидел посреди гостиной, а Бобби Делфин отрабатывала удар справа, стараясь, чтобы ракетка била по воображаемому мячу.
– Ты тоже пришла брать уроки тенниса? – спросила она у Валери.
– Мир сошел с ума! – взвизгнула Валери.
– Замолчите, или вы снова лишитесь голоса, – предупредил Римо.
– У них потрясающая система, – успокоила Бобби встревоженную Валери. – По мячу ударяешь не ты, а сама ракетка.
Валери начала тихо плакать. Она бы, конечно, предпочла громко рыдать, но ей не понравилось быть безголосой.
Римо заговорил с Чиуном. Он рассказал ему про камень и про необычную манеру держать нож, и еще про неожиданную радость Уиллингэма, когда его спросили, где находится штаб племени актатль.
Читать дальше