Уоррен Мерфи - Проклятие вождя

А вот дядюшка Карл существовал и рассказывал ему о символах на священном камне. Ему теперь ясен был каждый нюанс, значение каждого из них – как в тот день, когда жрецы племени актатль совершили свое последнее жертвоприношение на зеленых мексиканских холмах.

– А почему мы до последнего времени не совершали жертвоприношений? – спросил де Жуан. – Во времена наших предков они проводились ежемесячно. А теперь они используются лишь как месть?

– С одной стороны, все было недостаточно тщательно продумано, а с другой, жертвоприношение в последнем из уцелевших городов племени актатль рассматривалось как последняя и вечная жертва. Но если бы ты взглянул на камень и увидел линии жизни, как это сделал я, если бы, как и предполагалось, ты в прошлом году навестил его, ты бы сам все увидел. Значение существования земли, неба и рек. Чтобы понять то, о чем мы лишь слышали. Вот она, наша история. Наша, и больше ничья, Жан-Луи. Если бы ты только мог себе представить, насколько невыносимы были митинги фашистов, но я должен был сделать это ради племени, на случай, если Гитлер все-таки победит. То, что было образовано как общество для защиты племени, в конце концов превратилось в систему взаимопомощи, где все помогали друг другу. И тут вдруг последовало осквернение Уктута.

– А смерти этого пария будет недостаточно, чтобы отомстить?

– Конечно, нет. Во-первых, Уктут требует, чтобы за осквернение несли ответственность Соединенные Штаты. А чего стоит жизнь негра?

– Дядюшка, ты забыл, изначально у тебя был бронзовый цвет кожи, – напомнил де Жуан.

– Неужели ты решил все-таки взять на себя дело нашей семьи?

– Хочу тебе кое-что показать, – произнес де Жуан. – Вот и все. Ты знаешь, почему я занялся компьютерами?

– Нет, – ответил дядюшка, с трудом поспевавший за высоким худощавым мужчиной, который шел быстро и легко, хотя на первый взгляд казалось, будто он просто прогуливается.

– Потому что они были лишены того, чего я стеснялся всю жизнь. Компьютеры были чисты. А сейчас я покажу тебе, что, на мой взгляд, чистым не является.

Мост, по которому они сейчас шли, вел к Лувру, огромному дворцу, который более двухсот лет назад приспособили под музей. Группа японских туристов стройными рядами промаршировала в боковой вход, следуя за руководителем, держащим флажок. Громко хохотали четверо американцев, не обращая внимания на фотографа, предлагавшего им свои услуги.

– Нужна целая неделя, чтобы даже не изучить, а просто внимательно рассмотреть все экспонаты музея, – сообщил де Жуан.

– Но у нас нет недели, – ответил дядюшка Карл.

– Она нам и не нужна, – улыбнулся племянник и сделал рукой широкий жест, словно предлагая дяде весь музей. – В общей сложности я провел здесь многие месяцы, когда был студентом. Здесь представлены Китай, Древняя Греция, Европа и даже некоторые из современных южноамериканских художников.

– Да-да, – Карл проявлял явное нетерпение.

– Ни одно из представленных произведений не было мне близко. Ни одно. С самого детства, хотя отец и сказал мне, что наша семья уезжает обратно в Шарльмань, я не чувствовал себя уютно во Франции. Более-менее уютно я чувствовал себя с компьютерами, потому что у них нет прошлого.

– Что ты хочешь сказать?

– А то, дорогой дядюшка, что я не европеец.

– Значит, ты поможешь нашему делу?

– Конечно, помогу. Но гоняться за кем-то с каменным ножом – нет, это не для меня.

Дядюшка Карл пришел в страшное волнение и возмущенно заявил, что приехал в Париж не организовывать какой-то там комитет, а искать поддержки в священной войне, которую ведет племя.

– Дядюшка, а как проходит эта война?

– Из рук вон плохо, – ответил Карл.

– Так давай направим ее в верное русло, а? Пошли, нам надо подумать.

– Нож священен, – сказал Карл, чтобы племянник не подумал, будто он готов уступить.

– Успех еще священнее, – сказал Жан-Луи де Жуан. Он в последний раз окинул просторный и красивый какой-то внушающей трепет красотой двор Лувра глазами француза и мысленно попрощался с Европой в своем сердце.

Слушая дядюшку Карла, де Жуан скоро понял, что случилось с семьей. Потомки племени актатль были согласны скрываться не только на протяжении поколений, но и на протяжении веков, однако когда пришло время действовать, это оказалось семье не под силу.

Он остановил такси и приказал отвезти их на Авеню-ле-Бретюи, где снимал для любовницы небольшой особняк, два этажа просторных комнат, с лепниной в стиле рококо на потолке. Слуга-североафриканец, одетый в расшитый серебром жилет, подал им кофе со взбитыми сливками. Дядюшка Карл поедал пирожные, изысканные хрустящие корзиночки, наполненные цукатами в сахарной глазури, а Жан-Луи тем временем вынул из кармана блокнот и принялся чертить там какие-то формулы. Он словно забыл о дядином существовании, не отвечая даже на вопросы, что он делает. Один раз он позвонил на работу и попросил о компьютерном времени. Потом прочитал несколько формул своему референту и через пятнадцать минут уже получил ответ.