Дин Кунц - Живущий в ночи

Хотя существовало мало надежд на то, что я сумею пережить своих родителей, мои папа и мама – сразу же после того, как врачи определили у меня ХР, – все же предусмотрели такую возможность. Они приобрели весьма дорогой страховой полис на тот случай, если умрут раньше меня, и благодаря этому я теперь был бы вполне обеспеченным человеком даже в том случае, если бы не написал больше ни одной статьи или книги. Рожденный для того, чтобы играть, развлекаться и удивляться, не предназначенный для работы и обязанностей, которыми отягощен любой другой человек, я мог бы спокойно забросить свою писанину и стать таким отрешенным от всего фанатичным серфером, по сравнению с которым Бобби Хэллоуэй показался бы подлинным трудоголиком, с тягой к развлечениям меньшей, нежели у кочана капусты. Я мог бы предаваться всепоглощающему безделью, не испытывая при этом чувства вины, поскольку был рожден для жизни, какой жили бы все люди, если бы не́когда не нарушили условия аренды и не были изгнаны из Эдема. Моей жизнью, так же как жизнью любого человека, правят капризы судьбы, однако благодаря своей болезни я разбираюсь в них лучше остальных и поэтому чувствую себя более уверенно.

И тем не менее сейчас, двигаясь к восточной стороне мыса, я продолжал судорожно искать смысл всего, что мне пришлось увидеть и узнать после захода солнца.

Как раз перед тем, как мы с Орсоном подверглись нападению со стороны обезьян, я сосредоточенно размышлял, что же в них такого особенного. В отличие от обычных резусов эти демонстрировали скорее наглость, нежели застенчивость, были не веселы, а угрюмы. И еще в них угадывалась какая-то бешеная злоба. Это, впрочем, было не главным, что отличало тварей от их обычных сородичей. Их злость являлась результатом какого-то другого, более важного отличия, которое было очевидным, но настолько необъяснимо ужасным, что мне даже не хотелось о нем думать.

Пелена тумана была такой же густой, как раньше, но теперь он стал значительно светлее. Сквозь его клубы уже угадывались едва различимые огоньки. Это светились дома и уличные фонари, расположенные вдоль берега.

Эти первые признаки цивилизации заставили Орсона радостно – а может, просто облегченно – взвизгнуть, однако даже в городе нам продолжала грозить такая же опасность, как за его пределами.

Оставив мыс позади и очутившись на Эмбаркадеро-уэй, я остановился, вынул из кармана смятую кепку, водрузил ее на голову и лихим рывком натянул по самые брови. Человек-слон надевает свой костюм!

Склонив голову набок, Орсон окинул меня оценивающим взглядом, а затем одобрительно фыркнул. В конце концов, он был собакой человека-слона, поэтому его собственный имидж зависел от того, насколько достойно и изящно подаю себя я.

Благодаря уличным фонарям видимость увеличилась примерно до тридцати метров. Словно призрачные волны древнего и давно пересохшего моря, туман поднимался из залива и растекался по улицам города. Свет преломлялся в каждой его крошечной капельке и отражался в следующей.

Если обезьяны и до сих пор продолжали следовать за нами, то теперь, чтобы оставаться незамеченными, им пришлось бы держаться на гораздо большем расстоянии, нежели они могли позволить себе на пустынном полуострове мыса.

Словно в переложении «Убийства на улице Морг» Эдгара По, им пришлось бы красться по паркам, неосвещенным бульварам, перебираться по балконам, карнизам и крышам домов.

В этот поздний час на улицах не было ни пешеходов, ни машин. Город казался вымершим.

У меня возникло тревожное чувство, что сейчас я вижу Мунлайт-Бей таким, каким ему предстоит стать в недалеком будущем – городом призраков.

Я взобрался на велосипед и покатил вверх по Эмбаркадеро-уэй. Человек, который, заявившись в радиостудию, пытался найти меня через Сашу, ожидал на яхте, стоявшей у причала.

Крутя педали, я вновь вернулся мыслями к обезьянам нового тысячелетия, как окрестил их Бобби. Мне казалось, что я уже определил все главные различия между обычными резусами и этим сверхъестественным отрядом, который скрытно преследовал меня в ночи, и все же мне было страшно пойти до конца и сделать финальный вывод, хоть он и напрашивался сам собой: эти обезьяны были умнее обычных.

Гораздо умнее. В тысячу раз.

Они поняли, для чего Бобби понадобился фотоаппарат, и украли его. А потом украли и второй.

Они узнали мое лицо у куклы, стоявшей среди тридцати других на полке в кабинете Анджелы, и выбрали именно ее, чтобы запугивать меня. Чуть позже они подожгли дом, желая скрыть убийство Анджелы.