Дин Кунц: Город Ночи

Обретя жизнь во время грозы от удара странной молнии, которая оживила, а не сожгла, Девкалион родился в ночь насилия.

Жуткая какофония криков самого Девкалиона, триумфальных воплей его создателя, треска, скрипа, скрежета, грохота таинственных машин зазвучала в холодных каменных стенах лаборатории, расположенной в старой мельнице.

Очнувшись, Девкалион обнаружил, что прикован к столу. Тем самым ему сразу дали понять, что создали его рабом.

В отличие от Бога Виктор Франкенштейн не видел смысла в том, чтобы даровать своим творениям свободную волю. Как и все утописты, он предпочитал полное повиновение независимости суждений.

Та ночь, более двухсот лет тому назад, предопределила безумие и насилие, которые наполняли последующие годы Девкалиона. Отчаяние порождало ярость. В ярости он убивал, и убивал жестоко. Но по прошествии многих десятилетий обрел способность контролировать себя. Боль и одиночество научили его жалости, из жалости родилось сострадание. Он нашел свой путь к надежде.

И, однако, пусть редко, но всегда ночью, без особой на то причины, злость одолевала Девкалиона. Перехлестывая через край, превращалась в ярость, сдержать которую он уже не мог.

Вот и в ту ночь в Новом Орлеане Девкалион шел по переулку на окраине Французского квартала, одержимый желанием убивать. Тени, серые, синие, черные, освещались только алыми сполохами его ярости.

Теплый, влажный воздух наполняли приглушенные звуки джаза, прорывающегося сквозь стены многочисленных клубов.

Девкалион старался держаться в тени и избегал центральных улиц, потому что его внушающие ужас габариты привлекали внимание. Как и лицо.

Из темноты за большим мусорным контейнером выступил испитой мужчина.

— Мир во Христе, брат.

Хотя приветствие не предполагало, что перед ним грабитель, Девкалион повернулся на голос, в надежде, что увидит в руке незнакомца нож или пистолет. Даже в ярости ему требовался повод для насилия.

Но нищий протягивал к нему лишь грязную ладонь.

— Один доллар, вот все, что мне нужно.

— На доллар ты ничего не купишь, — указал Девкалион.

— Да благословит Бог твою щедрость, но доллар — это все, что мне нужно.

Девкалион подавил желание схватить протянутую руку и переломить повыше запястья, как сухую палку.

Вместо этого повернулся и зашагал дальше, более не посмотрев на нищего, даже после того, как тот обругал его.

Когда Девкалион проходил мимо кухонной двери какого-то ресторана, она открылась, и в переулок вышли два латиноса в белых брюках и футболках. Один предложил другому пачку сигарет.

На Девкалиона упал свет двух ламп (одна горела над дверью ресторанной кухни, вторая — на противоположной стороне переулка). Латиносы застыли при виде гиганта со сложной татуировкой в пол-лица. Создал ее тибетский монах, который в совершенстве владел иглами. И тем не менее татуировка придавала Девкалиону демонический вид, хотя предназначалась для того, чтобы прикрыть половину лица, которую в далеком прошлом изуродовал создатель гиганта. Татуировка вызвала у мужчин скорее уважение, чем страх. Возможно, они приняли Девкалиона за служителя какого-то тайного культа.

Из света Девкалион ушел в тень, из этого переулка свернул в другой. Ярость его только нарастала, грозя перейти точку кипения.

Громадные кисти дрожали, словно пальцам не терпелось сомкнуться на чьей-то шее. Девкалион сжал их в кулаки, сунул в карманы пальто.

Даже в эту летнюю ночь, в удушливую жару, он был в длинном черном пальто. Ни жара, ни холод не действовали на него. Ни боль, ни страх.

Когда он ускорял шаг, пальто развевалось за его спиной, словно плащ. В капюшоне он без труда сошел бы за саму Смерть. Возможно, стремление убивать впиталось в его плоть и кровь. Его создали из тел преступников, которые были похищены с тюремного кладбища сразу после захоронения. Из двух его сердец одно принадлежало безумному поджигателю, второе — растлителю малолетних.

Даже у созданного Богом человека сердце могло быть обманчивым и злобным. Сердце иной раз восстает против всего, что знает разум, во что он верит.