Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

Дженнифер не знала, что на это сказать.

— Вы говорили, вас часто не было, — попыталась намекнуть она. — Вы боитесь, что он мог…

Рагнхильд Бьерке широко распахнула глаза:

— Он не мог… То есть это был только кошмар. — Она затрясла головой. — Тогда бы я знала. Майлин никогда ни на что не намекала… Она рассказывает мне все… рассказывала…

Дженнифер почувствовала себя беспомощной и пожалела, что зашла так далеко.

— Хотите чего-нибудь? Кофе?

— Может, стакан воды.

Взяв в руки стакан с водой, Рагнхильд Бьерке сказала:

— Я понимаю, почему Лисс пришла сюда. С вами приятно говорить.

И снова Дженнифер покраснела:

— Она не верит полиции.

— Никогда не верила. С тех пор как ее постоянно арестовывали во время невинных демонстраций. И я не знаю, по-моему, очень непросто сидеть на таких допросах. Когда спрашивают о каждой мелочи. Будто бы подозревают тебя. Можете себе представить, каково это — чувствовать, что тебя подозревают в убийстве собственной дочери?

Дженнифер заметила, что в голосе женщины что-то изменилось, ждала, что он оборвется, но когда Рагнхильд Бьерке продолжила говорить, голос был все таким же бесцветным:

— А Таге? Он — сама обходительность. Он пришел к нам и стал отцом, которого так не хватало девочкам. Никогда его за это не поблагодарили. Даже я не очень-то настаивала на благодарности. А тут все эти вопросы: где он был, когда Майлин пропала, и когда он вернулся домой? И вот я уже задумываюсь. Я звонила ему несколько раз в университет в тот вечер. Он должен был забрать Вильяма, и я хотела напомнить ему, что надо кое-что купить к ужину. Его всегда можно застать по телефону, когда он работает допоздна, но как раз в тот вечер…

— Вы его не застали.

— Потом он сказал, что-то было не в порядке с линией на кафедре. Но когда тебе задают все эти вопросы, и ты вдруг начинаешь сомневаться, оно словно въедается в тебя, и тебе уже из этого выбраться.

— А вы говорили полиции о телефоне?

Посетительница не ответила. И снова Дженнифер подумала, что надо бы спросить разрешения передать все, что она рассказала, но тут она встретилась взглядом с матерью Майлин и отказалась от этой мысли. «Некоторые камни не стоит переворачивать, — решила она. — Позже — может быть, если в этом появится необходимость, но сейчас женщину надо оставить в покое».

Приятно, конечно, лишний раз позвонить Викену и ткнуть его в то, что следователи опять прохлопали ценные сведения, но после разговора с несчастной матерью собственное злорадство показалось ей недостойным и мелочным.

Среда, 7 января, ночь

Йонни Харрис бежал через город. Никаких машин, вся дорога была в его распоряжении. Несколько лет назад он бегал быстрее, но уже приближался к прежней форме. Он решился. В него больше никто не верил, никто ничего не ждал. Он мог ударить снизу. Он бегом найдет выход. Выплатить долг и вернуться в институт, получить расписание тренировок. Конечно, не собственного тренера пока что, ни один приличный тренер не хотел с ним связываться. Пока что. Но все поменяется. Сначала заплатить тридцать тысяч. Карам уже его искал. Повторил, что сделает из него калеку. Единственно, чего боялся Йонни. Оказаться в инвалидной коляске. Он отправил Караму сообщение. До конца недели он будет с тридцатью тысячами. Он свернул на Бугстадвайен. Асфальт там был более гладким, но он прибавил скорость на спуске. Он им всем покажет, всем, кто от него отвернулся. И тем, кто помог столкнуть его в дерьмо. Только Майлин Бьерке никогда не сдавалась. Но она так его злила. Была, вообще-то, очень беспощадна. Находила слабые места и хваталась за них. И все равно он отправился к ней в тот четверг. И впервые ее не было на месте. Она даже не сообщила никак. В окнах кабинета темно. Он пришел в ярость и стучал, и стучал в дверь внизу. Обошел пару раз вокруг квартала. Машина ее стояла, блин, на месте, «хендай» с вмятиной на переднем крыле. Несложно узнать. Но только когда он собирался свернуть за угол и обернулся, он увидел, что происходит… А теперь ее убили. Прочитал об этом в газете через несколько дней. И все равно снова отправился туда. Будто она еще сидела в своем кабинете и обещала сделать все, чтобы ему помочь. Дверь была открыта, и он заглянул. Выдвинул какие-то ящики. Старая привычка. У людей всегда могло что-нибудь остаться. Ежедневник лежал на столе, он открыл его на том числе, когда должен был к ней прийти. Там были его инициалы: «17.00 — Й. X.». Больше никого она принимать не собиралась. Ниже было написано: «Бергер — Канал-шесть, Нюдален, 20.00». И какая-то еще запись, он не понял. Что-то про куртку. Он вырвал эту страницу. Он часто думал, почему вдруг так поступал. Может быть, чтобы не ввязаться во что-нибудь.