Он положил ей остатки омлета.
— Я что, выгляжу такой голодной? — поинтересовалась она.
— Вечер еще не поздний, даже одиннадцати нет. — Он накрыл ее руку своей. — И я хотел бы, чтобы ты продержалась до утра.
Со вздохом, обозначающим не слишком сильный протест, она дала ему понять, что может позволить уговорить себя провести ночь в этой холостяцкой квартире.
Вторник, 6 января
Когда постучались, Дженнифер вскочила и открыла дверь в кабинет. Женщина в коридоре была намного выше ее. Ей было лет пятьдесят, волосы темные, но некрашеные брови выдавали ее от природы светлые волосы.
— Рагнхильд Бьерке, — ответила она, когда Дженнифер представилась. — Очень приятно.
Голос звучал глухо и безжизненно, и дежурная фраза совсем не выражала настоящих чувств этой женщины. Дженнифер держала дверь открытой, но она не входила.
— Если вы не против, я хотела бы увидеть ее прямо сейчас.
Дженнифер прекрасно понимала, что мать Майлин Бьерке не хочет откладывать то, на что решилась. В коридоре она сказала:
— Довольно часто родственники не уверены, хотят ли они видеть покойного.
Она покосилась на посетительницу, сказав «покойного». Лицо Рагнхильд Бьерке было таким же застывшим, как голос, и ничего не выражало.
— Раньше я и подумать об этом не могла, — сказала она. — Вообще не могла думать, если честно. Таге, мой муж, предложил, что они с Лисс поедут сразу наутро, в Рождество. Я не понимала, как это. Но теперь я хочу ее видеть.
— Большинство потом не сожалеют, — поддержала ее Дженнифер.
Санитар ждал перед часовней. Его звали Лейф, и Дженнифер попросила его заняться приготовлениями. Он проработал в институте двадцать пять лет и знал все хитрости, чтобы вскрытое тело выглядело как можно лучше. Впустив их внутрь и откинув покрывало, он неслышно удалился. Рагнхильд Бьерке подошла неуверенно. Почти десять минут она стояла неподвижно и смотрела на мертвую дочь, лежавшую со сложенными на груди руками и закрытыми израненными глазами. Но тут Дженнифер нарушила тишину, сделав пару шагов. Стук высоких каблуков по полу заставил Рагнхильд Бьерке вздрогнуть, словно она вышла из транса. Она повернулась и направилась к дверям.
Они сидели за маленьким круглым столиком в кабинете Дженнифер. По дороге из часовни не было сказано ни слова. И лицо посетительницы было таким же недвижным, как вначале.
— Кольцо, — пробормотала она наконец.
Дженнифер помнила, что Лисс говорила о том же — золотое кольцо, которое было на пальце Майлин.
— Его не было, когда мы ее нашли, — подтвердила она.
— Кто-то взял кольцо, — тихо произнесла Рагнхильд Бьерке, будто разговаривая сама с собой.
Дженнифер удивилась, что мать Майлин зацепилась за это.
— Оно, наверное, было очень особенным, — прокомментировала она.
Посетительница ответила не сразу:
— Она его никогда не снимала. Майлин назвали в честь моей матери. Когда ей исполнилось восемнадцать, она получила от нее кольцо.
— Значит, на нем была надпись.
Рагнхильд Бьерке еле заметно кивнула:
— «Твой Оге» и дата свадьбы. Никто ведь не мог совершить такое из-за кольца.
Дженнифер не ответила.
— Я думала, что-нибудь случится, — продолжала Рагнхильд Бьерке. Голос ее был монотонным и пустым. — Я думала, до меня дойдет. — Взгляд казался тоже замершим, но в нем таилось что-то наподобие паники. — Я не понимаю. Я ничего не чувствую.
Дженнифер могла бы многое об этом сказать. Вспомнить что-нибудь из разговоров с родственниками за многие годы. Иногда она представляла себя паромщиком, переправляющим близких покойных через реку, а потом обратно. Она могла бы рассказать, что это нормально — когда переполняют чувства и с ними невозможно совладать. И что нормально замкнуться в себе и ощущать только пустоту. Ничего из этого она сказать не смогла. Ее пронзило чувство, которое уже многие годы только слегка ее касалось, — желание иметь дочку. Понимание того, что этого уже никогда не случится, было словно бледным отражением горя, охватившего мать покойной.
— Лисс верит в вас, — сказала Рагнхильд Бьерке.
Дженнифер почувствовала, как опять вспыхнули щеки.
— Она отличная девушка.
Посетительница посмотрела на парковку за окнами:
— Она очень отдалилась от меня. В каком-то смысле я ее потеряла первой. Много лет назад.
— Это еще не поздно исправить.
Не отводя взгляда от парковки, Рагнхильд Бьерке покачала головой:
— Я испробовала все. Вообще-то, она никогда не была ко мне привязана. Она всегда была папиной дочкой.
Читать дальше