Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

— Но она не видела отца много лет?

— С ее шести. — Женщина пару раз сглотнула. — Она обвиняет меня в том, что он уехал. Она думает, это я его прогнала.

— Разве нельзя с ней об этом поговорить? Теперь, когда она выросла.

Дженнифер отметила, как похожа старшая дочь на мать. Лисс, напротив, ни лицом, ни фигурой не напоминала Рагнхильд Бьерке.

— Может, было ошибкой не сказать ей правды? Майлин знала, а Лисс… Она всегда была такой ранимой. Я, наверно, боялась ее сломать.

Дженнифер старалась отделить собственное любопытство от желания посетительницы говорить.

— А что-то случилось между вами и мужем? — спросила она осторожно.

— Случилось? Случалось все время. Он был художником. Единственное, что для него что-то значило, — это успех… Это немного несправедливо. Он думал о девочках, по-своему. Особенно о Лисс. Но только чтобы они не отвлекали его от работы. У него была мастерская в городе, но часто он рисовал в подвале дома. Это было неплохо, потому что мне приходилось много уезжать по работе в то время. — (Дженнифер знала, что мать Майлин работала в одном из крупных издательств.) — Особенно осенью, когда выходили новые книги. Приходилось часто ночевать не дома.

— Почему он от вас уехал?

Дженнифер поняла, что вопрос был слишком личным, и была готова попросить прощения, но Рагнхильд Бьерке ответила:

— У него было очень высокое мнение о собственном таланте. Он был уверен, что он — большой художник и ничто не должно ему мешать. Поэтому он позволял себе жить, как ему удобно. — (Дженнифер не сочла, что ответ что-либо разъяснил, но не стала перебивать.) — Многие годы после отъезда он переезжал с места на место. И вдруг мы услышали, что у него планируется большая выставка в Амстердаме, в газетах про него писали и по телевидению говорили. Все считали, что это серьезный прорыв. А потом все снова стихло, из этого ничего не вышло. Ничего из него так и не вышло. Теперь он живет в Монреале, познакомился там с молодой женщиной. Но вот уже много месяцев он где-то путешествует. Его не могут найти. Он еще не знает, что Майлин…

Дженнифер попыталась представить, каково это — уехать так далеко от своих детей.

— До Канады не близко, — сказала она, побуждая посетительницу рассказать что-нибудь еще.

Рагнхильд Бьерке сидела, уставившись в одну точку за окном.

— Но он не виделся с девочками не поэтому. Даже когда он был в Копенгагене, он с ними не связывался. Это был сознательный выбор. Но в то же время и своего рода необходимость. — Она достала платок, подержала его у носа, будто собиралась высморкаться, но потом убрала.

— У него были мании. Не когда мы познакомились и не когда дети были совсем маленькие. Но через несколько лет это началось. Я знала, что у его матери было серьезное психическое заболевание, и я волновалась за него. Хотела отвести его к врачу, но он и слышать об этом не желал. Он все чаще и чаще ходил по ночам. Бродил по всему дому. Или стоял у окна и разговаривал.

— Галлюцинации?

— Не думаю. Казалось, он спал с открытыми глазами. Потом он не мог вспомнить, что я с ним разговаривала. — Она достала из сумки тюбик и смазала сухие губы. — И еще его мучили чудовищные кошмары. Однажды я обнаружила его в спальне Майлин, он стоял у ее кровати и кричал. Наконец я смогла до него достучаться. Он дрожал и был совсем не в себе. «Я не убивал их!» — кричал он. Я вытащила его из детской, не разбудив Майлин. «Ты не убил никого, Лассе», — убеждала я его. «Мне приснилось! — кричал он. — И я не могу проснуться». — «Что тебе приснилось?» — «Девочки, — пробормотал он, — мне приснилось, что я их разрезал и маленькие тельца съел». — Она закрыла глаза.

Дженнифер не находила слов. Разговор принял оборот, с которым она не умела справиться. Роар несколько раз упоминал, что полиция пыталась связаться с этим отцом. То, что она сейчас услышала в доверительной беседе, заинтересует следователей. Ей надо было прервать посетительницу и спросить разрешения передать это дальше.

— Я позвонила его врачу на следующий день, — продолжила Рагнхильд Бьерке, и Дженнифер так и не успела решиться. — Но он отказался идти на прием. А через пару недель уехал. Он не зашел попрощаться. Ни ко мне. Ни к Майлин. Только Лисс вообразила себе, что он заходил и говорил с ней. — Она снова защелкнула сумку, положила ее на колени. — Вы понимаете, почему я не рассказывала это Лисс? Она обожествляла отца. Понимаете, лучше, чтобы она винила меня за то, что он исчез и оставил мне ненависть.