Гарольд Роббинс - Наследники

По окраине городка мы выехали на дорогу, ведущую к побережью. А когда впереди показалось море, Нэнси резко свернула вправо, на узкий проселок. К тому времени я уже обращался к ней на «ты».

Дом стоял на небольшом холме, а потому казался больше, чем был на самом деле. У ворот высились два рекламных щита.

Левый гласил:

ГОСТИНИЦА КЕЙП-ВЬЮ И КОТТЕДЖИ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ

На правом значилось:

ШКОЛА ЖИВОПИСИ И СКУЛЬПТУРЫ ПРУДЕНС ГОНТ ДЛЯ ОДАРЕННЫХ УЧЕНИКОВ

Со временем я понял, что для тети Пруденс слова «избранные» и «одаренные» — синонимы. Практицизм Новой Англии с детства вошел в ее кровь, а потому постояльцев гостиницы она отбирала, а способности учеников оценивала по одному и тому же критерию — их кредитоспособности.

Нэнси перегнулась через меня, чтобы открыть мою дверцу. Ее упругая грудь прижалась к моему предплечью. Она же глянула мне в лицо и улыбнулась, не меняя положения. Я почувствовал, что краснею.

— Ты будешь жить в гостинице, — она, наконец, выпрямилась. — Твоя тетя сказала, чтобы ты сразу устраивался.

Я вытащил чемодан с заднего сидения.

— Спасибо за заботу.

— Пустяки, — она перевела ручку скоростей, но не отпустила педаль сцепления. — Ученики живут в коттеджах за гостиницей. Я — в номере пять. Если тебе что-нибудь понадобится, заходи, — «плимут» плавно тронулся с места и завернул за угол.

Я проводил машину взглядом, а потом поднялся по ступеням и вошел в вестибюль, не найдя там ни души.

Поставил чемодан на пол, не зная, что делать дальше.

Услышал голоса из-за закрытой двери. Открыл ее и переступил порог.

Голоса стихли, я — замер. Четыре или пять девушек, что стояли за мольбертами, повернулись ко мне. Но я и не заметил их взглядов.

Я уставился на обнаженную натурщицу, стоявшую на небольшом возвышении. Челюсть у меня отвисла.

Впервые я видел голую девушку. Уйти? остаться? лихорадочно роились мысли в моей голове, но, пожалуй уйти бы я и не смог, ибо остолбенел. И лишь саркастический тон тети Пруденс привел меня в себя.

— Закрой дверь и сядь, Стивен. Сквозняк нам мешает. Урок закончится через несколько минут.

Теплую ночь наполняло счастье. Я перекатился на спину и снизу вверх посмотрел на Нэнси.

Она сидела, прислонившись спиной к спинке кровати у изголовья, прижав колени к груди. В полумраке я различал на ее загорелом теле светлые полоски от бикини. От затяжки разгорелся кончик сигареты с «травкой» Нэнси, отбросивший багровые тени на ее лицо.

— Не жадничай, — я протянул руку. — Поделись с жаждущим, — взял сигарету и затянулся. Счастья в ночи заметно прибавилось.

Она забрала сигарету назад. Я задержал дым в легких, насколько смог, затем медленно выпустил его через нос, и, повернувшись, зарылся носом в мягкий пух ее лобка, глубоко вдохнул запах ее тела.

— Вот что меня возбуждает, — пробормотал я. — Куда больше, чем «травка».

Она запустила руку мне в волосы, подняла мою голову. Долго смотрела на меня. Не знаю, что она старалась увидеть, волосы мои она отпустила, лицо ее оставалось мрачно-сосредоточенным.

— Ты где-то далеко, Нэнси, — упрекнул ее я. — В чем дело?

На мгновение она застыла, затем вылезла из кровати.

От холодного воздуха, вливающегося в окно, соски ее грудей сразу сморщились, сжались.

— Мне не доводилось говорить тебе, что я замужем? — спросила она.

— Нет, — я сел.

— А следовало бы.

— Почему?

— Все могло пойти по-другому.

— В каком смысле?

— Этого бы не произошло.

Я задумался. И никак не мог понять, что она пытается мне втолковать. Ночь по-прежнему наполняло счастье.

— Тогда я рад, что ты мне этого не сказала.

— Он приезжает завтра.

— Кто?

— Мой муж. Его корабль швартуется в Новом Лондоне, и я еду туда, чтобы встретить его.

— О-о-о, — протянул я. — А когда ты вернешься?

— Ты все еще не понимаешь, — она покачала головой. — Я не вернусь. Его перевели на берег. Мы уезжаем в Пенсаколу [11].

Я промолчал.

Мое молчание она истолковала не правильна — Я не собиралась говорить тебе об этом в постели. Не хотела причинять тебе боль. У меня была мысль уехать, ничего не сказав тебе, но я не смогла. Извини, Стив.

Я взял у Нэнси сигарету, затянулся. От нее уже остался окурок, и я почувствовал, как мне ожгло губы.

Она отобрала его у меня и вдавила в пепельницу. Притянула мою голову к груди. Я поднял руки и обхватил их. А затем начал поворачивать голову вправо-влево, поочередно целуя соски.

— Извини, Стив, — повторила она.