Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Садитесь. Нам есть о чем поговорить.

Оле видел, что Хартман остановился, видел, как к нему подлетел неизвестный. Разглядеть подробно, что происходит, мешала коляска. Стараясь не спешить, Оле повел свой «Опель» мимо нее. Поравнявшись с «Мерседесом», он мгновенно оценил сложившуюся ситуацию: двое; стоящий рядом с Франсом парень вооружен; навряд ли гестапо — те парами на операцию не ходят. Ускорившись, его «Опель» обошел «Мерседес» и резко затормозил в пяти метрах перед ним. Оле открыл дверцу, не спеша вылез из машины и замер возле водительского места, зажав под мышкой МП-40.

Человек в «Мерседесе» внимательно посмотрел в его сторону и ухмыльнулся:

— А вы не похожи на гестаповцев, парни.

Из машины, кряхтя, вылез невзрачного вида господин лет сорока пяти, сутулый, приземистый, с глубокими залысинами на голове, усики подкрашены, одетый, как коммивояжер, в широкие, мятые брюки и просторный пиджак с хлястиком, и сразу надел шляпу.

— Пройдемся? — предложил он.

— Ну, что же, — согласился Франс, — давайте.

Незнакомец приказал своему товарищу остаться возле машины, и они с Хартманом медленно пошли вдоль зеленой ограды по усыпанной рыжей щебенкой дорожке.

— Говорят, в жизни всё неспроста, — сказал незнакомец. — Прошлой ночью мне снилось, что я продаю помидоры на рынке в Каннах. А ведь я терпеть не могу помидоры. И никогда не бывал в Каннах. А сегодня мне приснился петух, который пропел «Марсельезу». К чему бы это?

— Вы считаете меня французом? — с иронией спросил Хартман.

— Ни в коем случае. Для француза вы слишком серьезны. К тому же сегодняшние французы не способны драться. И это, увы, диагноз. Скорее всего вы — немец с примесью итальянской крови. Или русский — у них там всего намешано.

— Забавно.

— Да, забавно. — Он посмотрел в записку, которую сунул ему его товарищ. Это была страничка из блокнота Хартмана, переданная им Маре. — Впрочем, это не столь важно, не правда ли, какой мы национальности? Значение имеет только стойло, в которое мы рано или поздно возвращаемся.

— Или — не возвращаемся.

Незнакомец бросил на него колючий взгляд светло-серых глаз, похожих на козьи.

— Да, или не возвращаемся… Так что же мог означать мой сон, как вы думаете?

— Возможно, вас взволновали не Канны и не помидоры, а факт торговли. Жаль только, что вы не досмотрели, много ли вам удалось заработать на этом рынке? Петух помешал?

Из груди незнакомца вырвался удовлетворенный смех.

— В странном мире мы с вами живем, — сказал он, помолчав. — Правда скрыта под паранджой скептицизма. Последним политиком, которому можно верить, был Иисус Христос. Все остальные только и делали, что состязались в лукавстве, стараясь раскопать друг в друге второе дно.

— Надо понимать, Освальд Маре — ваш человек? — решительно прервал его Хартман.

— Скажем так, друг. Просто друг. Старый товарищ.

— В таком случае пространство для нашей беседы сжимается, как шагреневая кожа.

— Почему же? Судя по этому тексту, — он вернул страничку Хартману, — мы с вами хотим дотянуться до одной и той же морковки. Отчего бы не объединить усилия? Кем бы вы ни были, но в главном, очевидно, мы пока союзники… Как к вам обращаться?

— Раз я, по-вашему, похож на русского, зовите Иваном.

— Ну, а я буду Жан, если позволите. Жан, Иван — это же одно и то же.

— А вы уверены, что морковки хватит для двоих?

Жан остановился, достал из кармана очки, протер стекла, надел их и взглянул в лицо Хартману:

— Пока нацисты полируют урановую бомбу, мы все жуем ботву. Вот дотянемся, тогда и посмотрим.

— Вполне разумный подход.

— Если Гитлер получит это оружие, — Жан ткнул пальцем в записку в руке Хартмана, — он применит его, не задумываясь, и тогда все разногласия между союзниками антинацистского фланга лопнут как мыльный пузырь. Когда загорается дом, все кидаются тушить пожар, и только потом принимаются делить то, что удалось спасти.

— В таком случае я возвращаю вам это. — Хартман протянул Жану список вопросов, адресованных Маре.

Поколебавшись, тот взял страничку и сунул ее в карман.

— Заметьте, — сказал он, — я не спрашиваю, из какого вы стойла.

— Заметьте, я — тоже.

После недолгой паузы Жан сказал:

— У вас хорошие информаторы.

Хартман промолчал. Жан пожевал губами и добавил:

— Надо договориться о безопасной связи.

— Обсудим это, — сказал Хартман, поворачивая обратно. — Со своей стороны, я попытаюсь адекватно удовлетворить ваш интерес — в пределах возможного, разумеется.