Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

Грузовик сдвинулся с места и медленно покатил прочь.

По просьбе Гесслица, Курт Хайке, старый приятель, давно обосновавшийся в отделе крипо V Wi (экономические преступления), без лишней огласки попытался узнать, нет ли у них какой информации об Освальде Маре из университета во Фрайбурге, на которого указал Кестнер. Гесслицу стало известно, что из кабинетного философа Маре загадочным образом превратился в коммерсанта, причастного к поставкам тонкого оборудования для научных организаций.

Покопавшись в архивах, Хайке наткнулся на любопытный факт: имя Маре всплыло в контексте знаменитой аферы Франца Рехлинга, главы концерна «Рехлинг Штальверке», который еще в 40-м, по тайному соглашению с «Дженерал моторс», через Швецию гнал в США продукцию, произведенную на его предприятиях в ущерб военным заказам. Дошло до того, что Рехлинг вознамерился передать американцам стокгольмский филиал Штутгартского концерна, пустив все расчеты через шведский банк: причем валютная выручка оседала на его личных счетах в Цюрихе. Именно там его взяли сотрудники службы безопасности. В результате Рехлинг и еще четверо участников сделки были помещены в концлагерь. Потом началась восточная кампания, и про него все намертво позабыли. Но только не в сыске.

Хайке спустил очки на кончик носа и разложил перед Гесслицем несколько фотографий.

— Вот смотри, — сказал он, пуская вверх клубы дыма от трубочного табака. — Это — Рехлинг. Это — шеф «Дженерал моторс» Дэвид Муни. Это — Валленберги: через их банковский дом осуществлялись основные расчеты с американцами.

А вот это, — Хайке постучал мундштуком трубки по фотографии прилизанного господина в круглых очках, — Джон Фостер Даллес, глава адвокатской конторы «Салливэн энд Кромвелл», которая обеспечивала юридическое сопровождение сделки Рехлинга. — Он вздохнул. — Тогда это было не важно. Но сегодня — на это бы стоило обратить внимание.

— На что? — не понял Гесслиц.

— А вот на что. — Хайке положил трубку на край пепельницы. — Джон Фостер Даллес является старшим братом Аллена Даллеса, который, если я не ошибаюсь, с недавних пор руководит звеном Управления стратегических служб США в Швейцарии.

— Черт побери! — вырвалось у Гесслица.

— Вот именно. Нужного тебе Освальда Маре тогда привлекли лишь в качестве свидетеля, но… — Маленькие глазки Хайке пытливо уставились на Гесслица из-под мохнатых бровей. — Но именно он отвечал за юридическую чистоту сделки. И именно он вел все дела с мистером Даллесом. Не-по-сред-ствен-но.

— Философ-то?

— По второму образованию, Маре — правовед. Юрист высшей категории. На месте гестапо я бы почаще рылся в архивах. — Хайке сгреб фотографии и убрал их в папку. — Не знаю, Вилли, зачем тебе это нужно, но с этой минуты лично я обо всем этом забыл.

— Позволь, я полистаю дело еще немного.

Рано утром в своем бабельсбергском доме Освальд Маре мирно завтракал в обществе пышногрудой блондинки из партийной газеты «Ангриф», с которой два дня назад познакомился в метро. Блондинка размазала по ломтю подсушенного хлеба сливочное масло, нанесла на него плотный слой яблочного джема, сверху положила полоску сыра, затем — солидный кусок ветчины и несколько оливок, накрыла все это вторым ломтиком хлеба и с наслаждением вгрызлась в пухлый сэндвич.

— Снабжение у нас — ни к черту, даром что партийный листок, — пожаловалась она сквозь набитый рот. — Одни консервы, да и то, что дают, — по карточкам. Зарплаты плевые.

Но Геббельс требует держать моральный дух. А откуда ему взяться, когда все время жрать хочется? — Кусок застрял у нее в горле, но, помучившись, она справилась. — Я ведь из хорошей юнкерской семьи. Мы были богаты, пока не началась эта война. Отец разорился на поставках свинины и пустил себе пулю в лоб, чтоб ему пусто было. Слава Богу, что я успела зацепится за НСДАП, а то бы месила грязь на семейной ферме без продыху. Там теперь, говорят, не то бордель, не то госпиталь. Не знаю.

Украшенная перстнем с крупным темно-синим сапфиром рука Маре нырнула ей под грудь и слегка взвесила ее.

— А так и не скажешь, чтобы ты нуждалась в усиленном питании.

— Все так думают, — самодовольно усмехнулась она и выгнула спину, чтобы выставить грудь подальше. — Если бы не эти булки, я бы давно уже драила полы в офицерской столовой где-нибудь в предместье. Мужчинам нравится, когда рядом с ними есть что-то теплое, мягкое, что так и тянет погладить. Ха! Или носом воткнуться.