Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

Прорывая отдельные участки сопротивления красных, Модель не мог вздохнуть с облегчением, поскольку всякий раз наталкивался на новый рубеж обороны. «Теперь я понимаю, в чем смысл русской матрешки», — с горечью бросил он, протирая монокль. В последующие дни германские войска, по сути, топтались на месте, а уже 9 июля маршал Жуков дал северной группировке войск секретный приказ готовиться к переходу в контрнаступление.

В боях за Поныри ресурсы 9-й армии угрожающе подорвались — одних танков было уничтожено более четырех сотен. И те пятнадцать километров, которые «пожарный Гитлера», как прозвали Моделя, преодолел по территории русских, обескровили его настолько, что к 11 июля пришлось снять танковые части с позиций северного фаса Курской дуги, чтобы противостоять контрнаступлению Жукова на Орел в тыл его армии. Рокоссовский мог доложить в Ставку ВГК, что сражение на северном секторе дуги выиграно.

На следующий день в наступление перешли Брянский и Западный фронты, сильными ударами взломавшие оборону армии Моделя.

На южном крыле 5 июля при поддержке авиации 2-й танковый корпус СС под командованием обергруппенфюрера Хауссера клином вошел в позиции 6-й гвардейской армии генерала Чистякова сразу на десять километров и на другой день развил успех, прорвав вторую линию обороны и продвинувшись в сторону Обояни еще на восемнадцать километров. Одновременно на корочанском направлении 3-й танковый корпус вермахта вышел ко второй полосе обороны 7-й гвардейской армии генерала Шумилова. Однако на правом фланге немецких войск армейская оперативная группа «Кемпф» увязла неподалеку от переправ через реку Донец, оставив 2-й танковый корпус без поддержки.

7 июля немцы, несмотря на упорные контратаки советских танковых частей, заняли Сырцово. И пока 48-й танковый корпус атаковал Обоянь, отвлекая на себя силы русских, 10 июля дивизии Хауссера получили приказ атаковать советские танковые части в районе Прохоровки. В случае победы германская армия выходила на оперативный простор.

За день до сражения немецкое наступление активно развивалось по всему южному фронту. 48-й танковый корпус достиг реки Пены и готовился к дальнейшему наступлению на запад. Оперативная группа «Кемпф» наконец начала продвигаться на север, прорвав оборону Красной Армии между Мелехово и станцией Сажное. 300 единиц немецкой бронетехники «Кемпфа» могли двигаться к Прохоровке на поддержку группировки Хауссера, насчитывающей 600 танков и штурмовых орудий.

12 июля на поле близ Прохоровки в открытом сражении сошлись три дивизии 2-го танкового корпуса СС и 5-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта Ротмистрова. Несмотря на большой перевес в количестве танков, армия Ротмистрова проигрывала по их техническим возможностям. Т-34, Т-70 и «Черчилль III» не могли сравниться с «тиграми» и «пантерами» ни в дальности поражающей стрельбы, ни в качестве брони. Чтобы сократить превосходство немецкой техники и выйти на близкую дистанцию, русские бросили танки в прямую атаку на максимальной скорости, так как немецкий «Тигр» успешно расстреливал Т-34 с километровой дистанции даже в лобовую проекцию. Поначалу танковые дивизии СС «Дас Райх» и «Лейбштандарт» весьма успешно сдерживали натиск красных, непрерывно пытаясь продолжить наступление, но переломить ситуацию им все же не удалось. К середине дня все поле было покрыто черными факелами горящей техники. Изумлению немцев не было предела. «Эти свихнувшиеся дикари зубами грызут броню наших танков! — задыхаясь, кричал в трубку черный от копоти Хауссер, отвечая на взволнованные вопросы Гота. — И знаете, генерал, у них, черт возьми, получается!» К вечеру 5-я армия Ротмистрова и 2-й корпус Хауссера потеряли до пятидесяти процентов боевой техники. В последнюю минуту Ротмистров ввел в бой остатки своих резервов и ценой невероятных жертв вынудил немецкие дивизии перейти к обороне.

13 июля Гитлер сообщил командующим группы армий «Юг», фельдмаршалу фон Манштейну и группы армий «Центр», фельдмаршалу фон Клюге, что принял решение отказаться от продолжения операции «Цитадель».

На другой день Рузвельт позвонил Черчиллю.

— Думаю, дорогой Уинстон, наша высадка на Сицилии началась вовремя, — сказал он. — Кажется, дядюшка Джо все-таки сломал хребет германскому фюреру.

— Да, Франклин, — согласился Черчилль, — наступают трудные времена.

На литургию в собор Воскресения Христова, накануне войны построенный неподалеку от Темпельхофа по инициативе Розенберга, желавшего наладить контакты с зарубежной Русской Церковью, в воскресенье собралось много людей. Далеко не все внимали маленькому, сухонькому, потерявшемуся в безразмерной ризе батюшке, который слабым голосом тянул службу, то и дело оглядываясь в зал, словно опасаясь каких-то неприятностей. Многие приходили сюда только затем, чтобы почувствовать близость родины, о которой им оставалось лишь вспоминать. Было много бедно одетых молодых женщин, так называемых ост-арбайтеринен, привезенных с оккупированных территорий, чтобы разбирать завалы после бомбежек, работать на фермах и военных заводах, восстанавливать дороги, помогать по хозяйству немецким семьям. Они собирались группами, тихо переговаривались, обменивались продуктами, лекарствами, вещами. Некоторые, прислонившись к стене, не стесняясь, кормили грудью младенцев.