Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Что ж, кофе не предложу — не люблю сам варить и не умею. Так к чему я все это? Да. Наш с вами руководитель всем сердцем и, что печально, мозгами предан рейхсфюреру. Я тоже предан рейхсфюреру. Однако я вижу, что рейхсфюрер не замечает этого. Он делегировал свои симпатии-антипатии узкому кругу лиц — Вольф, Шелленберг. Иногда Олендорф, когда он не в духе, — а он всегда не в духе.

— Это лежит вне круга моих компетенций, но позволю себе заметить, что Вольф и Шелленберг — далеко не ангелы, — вставил свое слово Гесслиц. — За каждым из них водятся грешки, за которые можно поплатиться не только должностью.

— Вам что-то известно? — резко поинтересовался Небе.

— Ходят слухи, группенфюрер. Можно что-то узнать — мир тесный. Я сразу доложу вам, как только хоть что-нибудь подтвердится.

— Хорошо. Эта информация важна для меня, дорогой Гесслиц. Только ни сожительство с родной сестрой, ни кража войсковой кассы, ни что-либо подобное меня не интересуют. Понимаете? Вчера я присутствовал на допросе двух студентов, мальчишек, которые притащили в университет листовки с английской пропагандой. Их крепко побили, они раскаялись, но все равно, думаю, гестапо отправит их на эшафот. Видите, как мало надо для простых людей? Вот что важно, Гесслиц. Вот на что стоит обратить внимание.

Небе опять подошел к окну и посмотрел на соседний дом, украшенный портретом Гитлера с девизом «Мы следуем за тобой». Сокрушенно всплеснул руками:

— Но это ведь только звучит зловеще: Главное управление имперской безопасности. В действительности РСХА — унылая контора, закопавшаяся в бумагах, резолюциях, отчетах, согласованиях. Когда-нибудь эта волокита нас утопит…

Небе говорил долго, путанно, многословно, перескакивал с темы на тему, хмурился и шутил. Но все, что было нужно, Гесслиц услышал. В этом была особая манера Небе доносить нужную информацию. Зная, что Гесслиц имеет выход на людей, причастных к антигитлеровской фронде в вермахте, он, избегая говорить напрямую, вплетал то, что хотел сообщить, в безудержные монологи, предлагая Гесслицу самому уловить нужное.

Еще год назад Небе выразил готовность быть полезным заговорщикам, но умолчал о мотивации и уж тем более побоялся контактировать с ними напрямую. Осторожный, как лис, хозяин крипо давно осознал, что за Гитлером нет будущего и лучшее, что он мог сделать, опираясь на этот вывод, — спасти самого себя. Задача была непростая, учитывая недавнее прошлое, а именно — командование печально знаменитой айнзатцгруппой В в Белоруссии. Рутинные убийства очерствили сердце Небе, в минском лагере для военнопленных и гражданских лиц расстреливали по двести человек в день, а прибывшему с инспекцией Гиммлеру даже стало плохо во время демонстрационной казни, когда евреев сталкивали в яму группами на спины убитых, после чего стреляли в затылок и шею, педантично укладывая их слой за слоем. Небе понимал — большевики этого не забудут, поэтому надо быть с теми, кто возьмет власть в рейхе под крылом англо-американцев.

Новость, которую сообщил Небе, заключалась в том, что в Белоруссии планируется некая акция с привлечением нескольких сотен военнопленных и что отвечать за обеспечение безопасности будет в том числе крипо. Последним Небе подчеркнул свою значимость как ценного информационного источника для заговорщиков.

Шольц умел быть жестким. В той холодной, четкой форме, в какой он передал распоряжение Мюллера предпринять максимальные усилия к задержанию нойкельнского радиста и в кратчайшие сроки предъявить расшифровки его «аккордов», прозвучала недвусмысленная угроза. Ее услышали. Незамедлительно были мобилизованы все возможности Форшунгсамт и служб радиопеленгации, сформирована зондеркомманда, готовая в любой момент сорваться с места. К ее руководству привлекли криминального советника гестапо, гауптштурмфюрера Карла Гиринга, хорошо зарекомендовавшего себя в разгроме агентурной сети «Красной капеллы» в Париже. Венцель отвечал за расшифровку уже имеющихся перехватов — он поставил раскладушку в своем кабинете на Шиллингерштрассе и распорядился доставлять ему еду из солдатской столовой на соседней улице.

Желтый, как осенний лист, Гиринг, невзирая на тяжелую болезнь печени, взялся за работу с напором поршневого компрессора. Первым делом он изучил данные, полученные со стационарных радиопеленгаторов, точность которых составляла пять градусов, что позволило очертить площадь района, откуда велись передачи. Затем внимательно прочитал журналы пеленгации по каждому событию. Потом вызвал к себе начальников поисковых групп и подробно расспросил каждого. Последний раз им удалось сузить круг местоположения передающей станции до семидесяти метров, что соответствовало десяти зданиям.