Виктор Давыдов - Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

Вот и знакомый дом. Седой поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

— Хозяева, принимайте гостей, — весело крикнул он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. За дверью послышались шаги, щелкнул засов, и на пороге появилась Анюта. Весь вид ее резко диссонировал с игривым настроением мужчины. Реакция Седого была моментальной.

— Что-то случилось? Почему мы в печали? И где же наш красный конник?

— Спит хозяин, — просто ответила девушка.

— Не понял, как это спит? — неожиданно удивился Седой.

— Вот так и спит, — не глядя на него, сердито бросила Анюта. И добавила: — Отругайте его, не выполнил он вашего поручения.

— Ну, болтун старый, — разочарованно произнес Седой.

Анюта подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза:

— Зачем же вы взяли меня с собой, если не доверяете? Он же буквально по пятам за мной ходил, думала, в уборную вместе пойдем, — всхлипнула она.

Седой смущенно отвел глаза, было видно, что он сконфужен. Надо было оправдываться.

— Простите, Анюта, не хотел вас заранее тревожить. Давайте выйдем в сад, — он прошел на веранду, оставил пакеты на столе и догнал Анюту уже у скамейки. Они сели.

— Тут вот какая история… в нескольких верстах от этого городка находятся развалины родового имения моих родителей, мой отчий дом, так сказать, — медленно начал Седой. Анюта даже вздрогнула от этих слов. Постоянно находясь в ожидании каких-то приключений, которые обещал ей Эдуард Петрович, она вдруг каким-то внутренним чутьем поняла, что все обещанное им начинает принимать реальные очертания, и ей стало немного не по себе.

— Много лет назад, после революции, я получил весточку от отца. Он сообщил, что спрятал часть драгоценностей в тайнике… там, в доме. Отец надеялся вернуться, но времена начались лихие и… В общем, не получилось у него. И вот теперь у нас с вами есть реальный шанс до них добраться, — он увидел, что девушка силится что-то сказать, и предупреждающе поднял руку. — А хозяина я попросил опекать вас только потому, что мне так спокойнее. Слишком много поставлено на карту, — он взял ее за руку. — А без вашей помощи, боюсь, мне не обойтись. И потом, я же вам так много наобещал…

Анюта неожиданно невесело фыркнула:

— А чего же вы так неосторожно себя ведете? Вот вчера устроили пальбу, а сегодня милиционер приходил.

— И что? — насторожился Седой.

— Да, кажется, слава богу, обошлось. Поговорили они с хозяином, потом что-то долго вспоминали за столом, да так, что милиционер кое-как ушел, а Трофим Григорьевич спать свалился.

— Милиционер с тобой разговаривал?

— А как же? Откуда, куда, зачем… Даже уговаривал задержаться, места здешние нахваливал.

Седой облегченно вздохнул:

— Места здесь, действительно, замечательные. Только в этот раз не судьба нам задержаться. Готовься, завтра уйдем к вечеру… а послезавтра, даст бог, нас с тобой уже здесь не будет, — он осторожно взял руку девушки и поцеловал. — Слушайте, мадмуазель, не откажите в трапезе убогому страннику, есть хочу, — Седой даже глаза закатил, показывая, как он голоден. — Я там кое-что принес…

Анюта, слегка улыбнувшись, мягко провела рукой по его рубашке:

— Запылилась вся, давайте я вам солью…

Свиридов и Климов медленно шли по выставочному залу, периодически останавливаясь то у одной, то у другой картины. Здесь, в особняке Большого Знаменского переулка, выставка «20 лет РККА и Военно-Морского флота» открылась еще в мае и, надо сказать, пользовалась большой популярностью. Представители армии и флота посещали ее организованно ротами, экипажами, эскадрильями, а гражданское население — бригадами, классами, семьями и поодиночке. Выставка впечатляла соответствующим подбором художественных полотен, отражающих героическую историю вооруженных сил, их неустанную вахту по защите первого в мире социалистического государства от агрессивных империалистических поползновений. Благоговейным вниманием публики пользовалась и та часть выставки, где рассказывалось о руководстве партией и правительством вооруженными силами. Особым почетом считалось сфотографироваться, например, у картины «Товарищи Сталин и Ворошилов в Кремле» художника Герасимова или «Нарком обороны Ворошилов на лыжной прогулке» художника Бродского.

Климов внимательно рассмотрел последнее полотно. Что-то в фигуре наркома его явно смутило.

— Федор Ильич, — обратился он к начальнику, — вам не кажется, что у наркома голова как-то боком, что ли?