Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

— Но разве не очевидно, что решение этих проблем нужно искать глубже? — спрашивал Вайатт. — Ваши проблемы — это проблемы общегосударственные, хотите вы этого или нет. Мы можем по-прежнему смехотворно вести себя, настаивать на своем праве играть так называемую международную роль, залезать в долги у европейских банкиров. Ведь международная помощь лучше национальной? Или мы можем осознать ответственность за решение внутренних проблем, совершить стратегический отход, сосредоточить наши силы и средства на обеспечении целостности нашего государства.

Выбирайте: мощные резервы, благоприятный торговый баланс, укрепление позиций нашей валюты или валютные кризисы, долги, безрассудные капиталовложения и, следовательно, экономический застой.

Ваши трудности производства, отношения с рабочими, проблема расширения производства являются следствием глупой, нереалистической политики бывших правительств, которые предпочитали пушки экономическому росту и стабильности. Эта политика стала преступной в руках социалистов, которые были убеждены, что смогут иметь пушки, масло и варенье.

Существует только одно решение — отказаться от этой политики, от услуг заокеанских экономистов, которым платят деньги, а они доказывают, что могут работать только при условии, если дважды два составит пять. Меньше чем за три недели я укрепил наши внутренние позиции просто за счет сокращения вдвое расходов на военные нужды. Раздавались крики и угрозы в мой адрес, возможно, и некоторые из вас причастны к этому. Но послушайте.

Из сбереженной тысячи миллионов фунтов мы выделяем сто миллионов для оказания немедленной помощи судостроительной промышленности, чтобы она могла на равных соперничать с остальными странами мира.

Почему мы не должны строить танкеров водоизмещением триста тысяч тонн? Коротко на этот вопрос можно ответить так: мы можем это сделать и сделаем. Если среди вас есть судостроители, передайте рабочим, что когда я говорю о промышленном развитии, имею в виду промышленное развитие, а не бросаю слов на ветер, подобно болтунам-социалистам, которые все время чего-то выжидали, сами не зная чего.

Или экономическая жизнеспособность или международное чванство — и то и другое вместе невозможно.

Вайатт рассказывал дальше о торговых делегациях, направляемых в разные районы мира, о снятии импортных пошлин на промышленные товары, об ослаблении кредитных ограничений. Он подчеркнул необходимость разнообразить промышленную продукцию. Очень важно, сказал он, ликвидировать традиционную зависимость, например, от ввоза автомобилей. Это позволит стабилизировать экономику.

Вся речь Вайатта носила боевой характер. Он знал, что нужно атаковать, нужно самому навязать требуемый темп, чтобы преодолеть открытую оппозицию и скрытую враждебность. Своей энергией и глубиной мыслей Вайатт привлек слушавших его людей на свою сторону, воодушевил их своей целеустремленностью. Они приняли его лозунг: «Мы можем это сделать и сделаем». Один из присутствовавших позже сказал: «Этот парень энергичен, и его предложения конструктивны. Не знаю, чего еще нам желать».

Без восьми десять вечером на двадцать третий день после переворота Поль Моррисон вышел из Вестминстерского Дворца. Он устал и был раздражен: день прошел в спорах с членами комитета По реформам избирательной системы. Если бы они могли посмотреть его глазами на замыслы Вайатта, касающиеся нового общества! Картина была перед ними, на восьмидесяти страницах, написанных в строгом, логически выдержанном тоне и содержавших идею создания общества, близкого к утопии. Если быть справедливым к этим людям, нужно признать, что они пытались понять происходящее, и иногда даже теплые огоньки светились в их глазах, свидетельствуя о том, что перед ними приоткрывается светлое будущее. Но ведь эти люди были всего-навсего гражданскими служащими, у которых в привычку вошло мыслить определенными категориями и которые всегда искали каких-то оговорок.

— Сильный дождь, мистер Моррисон, — сказал караульный.

— Ну и пусть, — хмуро проговорил Моррисон, взял у одного из караульных, стоявших у ворот, плащ и через площадь пошел к себе домой на Даунинг-стрит.

За исключением Френча, все остальные члены совета жили во дворце. Так было и безопаснее и удобнее. Но с Даунинг-стрит у народа связаны определенные чувства, и поэтому лучше было не оставлять квартиру на этой улице и передать ее кому-нибудь из членов совета. Моррисон наотрез отказался от телохранителя. Он не знал, что Вайатт приказал тайно охранять его, держась как можно ближе к нему. И все же Моррисон скоро заметил, что за ним следят, и рассказал об этом Мэри.