Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

— Да, часто. Когда есть время.

— Считаете ли вы, что умеете оценить игру актеров?

— Уверен, что сумею отличить хорошую игру от плохой.

— Во время всех этих событий Вайатт производил на вас настолько хорошее впечатление, что вы были готовы принять на себя часть ответственности за его военную авантюру?

— Ваша терминология не отражает намерений Вайатта.

— Признаете ли вы, кадровый военный, что приветствовали экспедицию, организованную дезертиром, потому что она рассеивала скуку мирного времени?

— Если вы считаете, что прошедшие войну и знающие о ее последствиях горят желанием снова воевать ради избавления от скуки, то мне остается сказать одно: вы глубоко ошибаетесь.

— Вам были известны сложности родезийской проблемы?

— Вайатт ясно показал, что ничего сложного в этой проблеме не было.

«Вопрос не в белых меньшинствах и темнокожем большинстве. Вопрос в том, что люди лишают других людей определенных человеческих прав. Я привел достаточно фактов, доказывающих, что Родезия полна решимости создать на своей земле дух апартеида, по своей неприглядности точно такой же, как и в других районах Южной Африки.

Это положение сохранялось слишком долго и зашло достаточно далеко. Если, подобно Ригли, мы будем уходить от решения вопроса, то докажем так называемому третьему миру, что считаем белый цвет кожи священнее справедливости.

Мы слышали все аргументы. Знакомы с бесконечными дискуссиями, новостями и точками зрения всех заинтересованных. Только всех ли? Где голос двух миллионов африканцев, которые заинтересованы в этом вопросе больше других?

Если слово «целостность» имеет какой-нибудь смысл, то нам нечего терять в Африке, кроме сомнительной любви со стороны белых родезийцев. Если наши деяния правомерны, почему мы должны бояться отрицательной реакции ультрабелых государств? Почему мы должны поклоняться аплодисментам ультрачерных государств?

В следующей главе истории будет записано, что мы действовали во имя блага и во имя соблюдения чистоты принципов более значимых, чем десять заповедей, — во имя уважения, соблюдения достоинства и справедливости для каждого».

— Узнаете эту выдержку из вступительного слова Вайатта, сэр Уильям?

— Узнаю.

— Готовы ли вы сказать, что эта эмоциональная тирада убедила вас безоговорочно согласиться помочь Вайатту?

— Да.

— Скажите, сэр Уильям, что произошло бы в случае вашего отказа санкционировать применение силы в Родезии?

— Думаю, что эту санкцию дал бы кто-нибудь другой.

— Значит, вы согласились на проведение экспедиции, считая, что в случае вашего отказа ее санкционирует кто-нибудь другой?

— Нет, это не так. Я…

— Не возникали ли у вас угрызения совести по поводу того, что белые будут проливать кровь белых людей?

— Такой вопрос не возникал.

— А его следовало бы поставить. Повторяю — вы не задумывались над тем фактом, что содействовали развязыванию гражданской братоубийственной войны. Не так ли?

— В вашем заключении слишком много эмоций.

— Вы считаете, что все дело в эмоциональной окраске?

— С таким же успехом гражданской войной можно назвать и первую мировую войну, поскольку кайзер и король Георг были противниками.

— Нас сейчас не интересует первая мировая война. Мы стараемся выяснить позицию армии в родезийских делах.

— Армия решала свои задачи согласно полученным приказам, которые, строго говоря, никто не отдавал.

— Мне кажется, мы уже разделались с этим довольно неприглядным обманом. Я имею в виду вопрос об ответственности.

— Если вы пытаетесь взвалить вину на командование армии, то я лично готов принять ответственность на себя.

— Ту самую ответственность, которую вам навязали неизвестный капитан, пара лейтенантов и несколько других темных лиц?

— Капитан Вайатт был человеком дела и чести. В нем сочетались ум и понимание, чего не хватает шестистам вашим самолюбивым парламентариям.

— Значит, вы сейчас принимаете на себя роль свидетеля, выступающего в интересах подсудимого, сэр Уильям?

— Мне сказали, что меня попросят ответить на несколько вопросов о роли армии в Родезии. Я не был готов к замаскированным клеветническим заявлениям.

— Чего же вы ждали? Награждения орденом за то, что смешали доброе имя нашей страны с грязью? За то, что вместе со своими коллегами не приняли мер, которые позволили бы ликвидировать заговор через два-три часа? За то, что спокойно сидели дома, пока королева, отец которой произвел вас в рыцари, подвергалась оскорблениям на глазах у всего мира? Чего вы ждали, сэр Уильям?.. У меня нет больше вопросов к этому свидетелю.