Рэндалл Силвис - Прогулки на костях [litres]

«Тьма прячется сама в себе», – подумал он.

Джейми нежно коснулась его талии, отчего он испугался и на мгновение напрягся. Ее руки обвили его талию, и она прижалась к нему, ее губы оказались у основания его шеи.

– Что такое? – прошептала она.

– Все вот это – иллюзия, – сказал он спустя какое-то время.

– Что «это»? – спросила она.

– Этот милый городок. Любой городок. Они хорошо выглядят со стороны, но… не когда ты присматриваешься ближе.

– А что ты видишь ближе? – спросила она.

Он не ответил, и она задумалась, к чему он ведет. Может, он все еще спал? И никак не мог проснуться?

– Ты в порядке? – осведомилась она, почувствовав его дрожь, будто что-то прошло сквозь него.

– Ты читала Монтеня? – спросил он.

– Не припоминаю такого. Что он написал?

– «И вот мы восседаем на самом высоком троне в мире, однако там же восседаем на собственных хвостах». Что-то такое.

– Насколько я понимаю, смысл в том, что мы все еще животные?

Он снова молчал. Она коснулась лбом его спины, а руками его живота.

– Знаешь, что я вижу, когда смотрю туда? – сказал он.

– Расскажи, – прошептала она.

– Я вижу лаборатории амфетамина и наркопритоны. Мужчин, избивающих своих жен, подружек и детей. Я вижу, как пьяные водят машины… как подонки насилуют маленьких девочек и мальчиков… как политики врут, шпионят и продают нас направо и налево. Все улицы кишат ими. Ублюдками, продающими наркотики, пушки, женщин и бог знает что еще.

– Они не повсюду, малыш. К тому же нас таких много, кто старается все это подчистить. Я права?

Он положил свои руки поверх ее, она дарила ему такое тепло.

– Мы проигрываем, – сказал он.

– Нет, – заверила она его и прижалась губами к его спине, поцеловала плечо.

– Я никогда не рассказывал тебе, что сделал в Панаме, – сказал он.

– Ты и не должен.

– Наши вертолеты освещали небо, как рождественскую елку, – сказал он ей. – Это и было на Рождество. В полночь рождественской ночи. Ракеты и бомбы падали так же часто, как снежинки. Три дня они сжигали целые кварталы и убивали все, что двигалось. И все для того, чтобы избавиться от Норьеги. Тогда он уже много лет получал чеки от ЦРУ, но передумал сотрудничать. И знал слишком много.

– О ЦРУ?

– И о том, почему мы там. Даже я этого не знал. Я понял только много лет спустя.

– Ты был солдатом. Делал то, что тебе приказали.

– Мы использовали огнеметы, – сказал он. – Потом бросали тела в ямы и закапывали. Они просто таяли, когда ударяло пламя. Их лица, имена, семьи… все. Четыре тысячи градусов по Фаренгейту. Все просто растаяло в земле.

К тому времени, как он закончил, она дрожала. На его коже она тоже чувствовала мурашки. Она обняла его крепче, сильнее прижалась к нему.

– Наверное, для тебя это было ужасно, – сказала она. – Но малыш…

Она осеклась, раздумывая, что сказать дальше. Как с помощью простых слов можно потушить пожар?

– Я знаю, это трудно понять. То, почему все происходит именно так, – прошептала она, сжав вокруг него руки. – Но знаешь, что понять совсем не трудно? – спросила она. – И никогда не будет?

– Что? – спросил он таким же хриплым голосом, как и у нее, будто в его горле застрял ком.

– То, что чувствует к тебе мое сердце. А твое – ко мне. Это нечто прекрасное и полное света. И ничто там во тьме этого не изменит.

Он кивнул, но не сдвинулся с места. Где-то во тьме просигналила машина, залаяла собака. Через какое-то время жалобный козодой издал свой клич – короткий, резкий свист, а затем длинная, медленно затихающая трель.

– Теперь мы можем вернуться в кровать? – спросила Джейми, водя руками по его груди.

Через какое-то время он обернулся и улыбнулся. Положил руки на ее плечи и мягко развернул ее. И последовал за ней вверх по лестнице в темноту.

Он поспал совсем недолго, а потом снова проснулся. Его ноги просто не лежали на месте, и после того, как он несколько раз согнул и разогнул их, он оставил попытки снова уснуть и поднялся с постели. Ему нужно было с кем-то поговорить. Ему нужна была новая информация. Такая, какую не мог предоставить ни один министр или советник.

Он тихонько оделся и на цыпочках вышел из комнаты, оставив там и костыль, и трость. Внизу он прополоскал рот в раковине на кухне. Он хотел кофе, но не так сильно, как нечто другого.

Десять минут спустя он стоял на тротуаре перед домом Розмари Туми – этакая неподвижная фигура в сером предрассветном сумраке. Утро пахло влажной травой, деревьями, клетрой и затхлой влажностью уходящей ночи.