Юлия Яковлева - Укрощение красного коня

– А тебя куда бросили?

– Бывшая Литейная.

– И чего, много взяли?

– Ну. Всю ночь по квартирам шарились. Транспорт под завязку. И это еще только самый центр, без окраин. А чего брали – не понятно. Старичье все больше. Мелюзга человеческая – вахтеры да счетоводы.

– Не знаю. Не знаю… Мне бы самому кто объяснил.

– И вы не знаете?

– Все так запуталось, Нефедов. С законом. Что случилось с простой и честной уголовной статьей?

– А чего?

– А того, что теперь всякому самому придется решать, что правильно, что нет, кто преступник и должен быть наказан, а кто – нет, даже если состав преступления налицо. Или наоборот, неочевиден. Да и это, как оказывается, не спасает.

– От статьи?

– От нечистой совести.

– Какие-то новые песни у вас. Не выспались?

– И это, конечно, тоже. Кто рожден от помеси корюшки с клюквой, тому на юга лучше не соваться. И как это люди в Крым или на Кавказ ездят отдыхать? Окосеть же можно. Мучение одно. А главное, какие-то новые времена идут, Нефедов. Такие, что не хочется глядеть им в лицо. Ладно, лучше расскажи, как собачники-то. В служебный питомник ездил? Встречался с товарищем Кошкиной?

– Кошкина. Смешно: сама Кошкина, а работает – с…

– Обхохочешься, – перебил Зайцев, вспомнив искусанную рукавицу, которую Ольга Дмитриевна тогда бросила на стол. Изодранную зубами ватную куртку вспомнил.

– Было время хоть взглянуть на списочек, что я тебе оставил?

– Не особенно. Но один факт примечателен.

– То есть все-таки было. А ты меня тут на пивную философию разводишь! Ну не томи. Выкладывай.

– А факт простенький. Может, и не значит он ничего.

– Гони.

– Вскоре после того, как мы с вами в Неве купались, из клуба служебных собак уволился некто Смирнов. Он в том списке, что вам дала товарищ Кошкина и что вы…

– Ну-ну, понял, понял. Дальше.

– С тех пор о нем, Смирнове этом, ни слуху ни духу.

– Может, ГПУ его прихватило.

– Похоже, вовсе из Ленинграда уехал.

– Ну. Может, и значит этот факт чего. Молодец Нефедов.

– А радости? Смирновых везде как грязи. Где искать его? Как?

– Да, это не Жемчужный, конечно.

– А с Жемчужным что? Кто его хлопнул-то в итоге? Нашли?

– Да в том-то и фокус, Нефедов, что его – никто.

Нефедов завис над кружкой – флегматично подождал, не скажет ли Зайцев еще чего. Совиное личико по обыкновению не выражало ни любопытства, ни нетерпения.

Но Зайцев не сказал.

Соседи при его появлении в утренней очереди в ванную оживились.

– Товарищ Зайцев. С возвращением. Как там юг? – Деловой мужской голос.

– Наверное, жрачки полно. – Голос женский, мечтательный.

– Житница Союза! – Назидательный голос читателя газет.

– Что-то вы там не отъелись, товарищ Зайцев, а по-моему, еще больше похудели? – Женский, участливый.

Зайцев увидел на другом конце коридора побелевшее лицо Матрены – белее кухонного полотенца, переброшенного вокруг шеи. Ее круглые глаза смотрели в его. Теперь он знал, что они видели там – от чего она бежала.

– Беда, Матрена, в дороге произошла. Я ваше полотенце потерял, – произнес Зайцев. – Простите.

Матрена моргнула, как спугнутая птица, сорвалась – суетливо понеслась дальше.

– Что ты ерунду порешь, Валя? За преступниками побегаешь, да по жаре, еще не так с лица спадешь. Верно говорю, товарищ Зайцев? А, товарищ Зайцев?

– Нормально, – бросил Зайцев. – На юге полный порядок. Покрытие колхозным движением по району практически стопроцентное.

– То есть?

– Да не приставай ты к человеку! Товарищ Зайцев, идите вперед. Пролезайте. Вам ведь на службу.

Из кухни доносилось мерное гудение примусов.

– Товарищ Бутович?

Черный глаз поверх цепочки.

– Я вас знаю, – неприязненно ответил старик. – Я вас видел. И там, и там.

– Взаимно. Можно войти?

– С удостоверением уголовного розыска вы можете войти куда угодно. Моего разрешения или приглашения не требуется.

Зайцев вполне понял антипатию, которую к Бутовичу питали его собеседники.

– Я вас не арестовывать пришел. Поговорить просто. Я знаю, что случилось с Пряником. Не с Жемчужным. А именно Пряником. Речь об убийстве лошади, не наездника. Наездник погиб случайно. Хоть и был прохиндеем и личностью, прямо скажем, дрянной. Но целью с самого начала был Пряник, не так ли?

Цепочка щелкнула.

Оба – опытные жители коммуналок – молча прошли по темному коридору, заставленному барахлом. Бутович толкнул дверь в свою комнату. Серенький ленинградский свет деликатно скрывал подробности, но Зайцев и так ощутил запущенность жилища. Бывший миллионер, помещик, жуир и бонвиван теперь жил обычным неряхой. Это бедняки привыкли сами наводить чистоту.