Юлия Яковлева - Укрощение красного коня

– Кавалеристы, – охотно пояснил гэпэушник, славный, видимо, парень, если не… – Курсы командирские. Их бы взяли пучком еще здесь, в Питере, да Буденный, хитрожопый, своих загодя увел.

– Своих? Врагов народа и террористов? – ядовито поинтересовался Крачкин.

Зайцев смекнул игру.

– Ты что, Крачкин, дурак? – тотчас встрял он. – Кавалеристов. Тебе ж сказали русским языком: курсы лошадиные.

Гэпэушник глянул на Зайцева с симпатией. На хорошего милиционера. И зло – на Крачкина, милиционера плохого.

– А вы что же, папаша, сочувствуете бывшим царским офицерам?

Дальше следовало играть по роли. Зайцев знал ее до каждой ноты.

– Уйди, Крачкин, а еще лучше – в отставку.

Крачкин отошел, бурча.

Зайцев вздохнул.

– Маразматик старый. Что с него взять. С вами на задержание едет?

– Ну. Подфартило с кадром.

Теперь эти двое ощущали себя с ним заодно.

– Что ж вы таких держите? Не вычистили? В угрозыске-то?

– Да приходится держать. Что еще остается. Молодые и шустрые в ваше ведомство перебегают.

– Это точно. Паек у нас лучше. И с комнатами побыстрее.

– Вот-вот. А Буденный-то и Тухачевский, ты смотри. Я думал: герои гражданской войны – они как футбольная команда.

– Герои-геморрои. Буденный, говорят, ненавидит Туха. Но разгадал его хитрости, ничего не скажу. Перехитрожопил. Мужицкая смекалка. Смекнул – и своих увел подальше. Только не поможет. Прошло их время.

– Ну ты, – вмешался его товарищ. – Тебя послушать, так Буденный с Тухачевским твои корешки, с тобой выпивают и планы тебе свои рассказывают вместе с мыслями. Леха, говорят, ненавижу его, душа прямо горит. Три другана: Леха, Тухачевский и Буденный.

– Чего?

– Знаток тоже выискался.

– А вот и знаю.

– Не свисти!

– А вот и не свищу. Буденный этот нам план уже раз срывал. Он одного такого… – Он несколько раз ткнул Зайцева пальцем в грудь, мол, слушай сюда. – Бутович его фамилия. Он, Буденный то бишь, выдернул этого Бутовича из дела уже практически сшитого.

– Бутович?

– Ага. Как сейчас помню. Из-за Бутовича, дела то есть развалившегося, нам в паек дополнительных пузырей не вложили. Премиальных, так сказать. А у меня пузыри эти вперед расписаны были: какой плотнику за крышу отдать, какой – жениной портнихе, какой – тестю в зубы.

– Да, – согласился Зайцев. – Сволочь. Такое не забудешь. Ну бывайте, мужики.

Крачкин стоял за углом, подпирал стену, зажмурившись и подставив тощий кадык тусклому ленинградскому солнцу.

– Как там юга, Вася? – спросил он, не открывая глаз. – Степь – житница Союза. Нажрал себе бока на донских разносолах?

– А как же.

– Чего нарыл-то?

– А ничего.

Крачкин открыл удивленно глаза.

– А пальчики, которые я снял?

Зайцеву на миг стало совестно. Но с Крачкиным никогда не поймешь – то к сердцу прижмет, как вот с этими молодцами, то к черту пошлет. И Зайцев соврал:

– Пустое дело: Жемчужный сам отравил лошадь. Идиот. Думал, снаряд старый, хренакнул – а он не такой уж старый оказался.

– Теория Дарвина в действии. Противоестественный отбор.

– Ну.

– Марксистский подход: эволюция сама отбраковывает ненужные формы жизни, – меланхолически продолжал Крачкин. – Вот и с офицериками этими тоже – которых мы вынимаем сейчас по всему Питеру. Думаешь, не знаю я, что почти все они обычные скучные старики и никакой угрозы советской власти не представляют? Но так и должно быть. Просто кончилось их время. Они не нужны времени. Железный конь идет на смену крестьянской лошадке и все такое. Будущие войны будут вести не кавалерия – а авиация и танки. Товарищ Тухачевский прав.

– Какие войны? С Англией? – Зайцев вспомнил новочеркасских обывателей с их прогнозами.

– Почему с Англией? А может, и с Англией. Вокруг же капиталистические страны.

Все ждут войны. Вот и Журов все рвется на войну, вспомнил он ночной разговор. И Крачкин о войне говорит. Может, прав Журов – и он еще проскачет на белом коне на параде в честь победы.

– И мое время тоже кончилось, Вася.

– Ты чего, Крачкин? Я же в шутку. Дуракам этим подыграть только. Ты еще хоть куда.

– Кончилось-кончилось, Вася. Но это и к лучшему. Не увижу я этой новой войны.

– Вас что, не взяли? Всех вроде сняли и погнали, – удивился Нефедов, изучая дно пивной кружки. Сутки, когда ленинградские бандиты на несколько часов остались без бдительного ока угрозыска, брошенного на операцию «Весна» в помощь захлебывающемуся арестами ГПУ, догорали. Новая ночь валила через коротенькую черную полосу. Дым под сводами пивной обрел предельную густоту, а разговоры, наоборот, становились все жиже: глаза глядели осоловело, языки заплетались. На Ленинград катило утро.