Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

Ну что ж, вспомнить о своем, с позволения сказать, пасынке Эмме всегда было приятно, поэтому она сдержанно улыбнулась в ответ на улыбку парня, покачала в воздухе рюмкой, делая вид, что чокается с ним, и тотчас забыла о нем, вновь обратив все свое внимание к Фанни.

Глаза хозяйки бистро были по-прежнему печальны, однако лицо приобрело выражение озабоченное, на губах порою мелькала улыбка. Она то присаживалась за маленький столик, задвинутый между японской ширмой, расписанной в стиле Хокусая, а может быть, судя по изысканной тонкости, вернее, ветхости ткани, даже им самим, и каким-то мраморным сооружением вроде умывальника, только почему-то уставленного цветочными кашпо, то проходила за стойку, то исчезала в маленькой дверце, ведущей, видимо, на кухню, и появлялась оттуда с подносами, помогая официантке, когда та не успевала обслужить всех посетителей… Эмма ела медленно, тянула время не только потому, что хотела внимательней присмотреться к Фанни, но и потому, что в этом бистро было необычайно уютно. Дивная атмосфера смешения современности и старины, причем красивой старины: все вещи подобраны вроде бы случайно – вернее, никак не подобраны, – но на всем печать изысканного вкуса. И обворожительна сама хозяйка, пусть она немолода и возраст ее виден, хоть и смягчен смелой одеждой, стройностью, ухоженностью, живостью движений, – в Фанни очаровывало то же смешение времен и стилей, которое ощущалось здесь во всем…

Она была приветлива со всеми посетителями, но печаль уходила из ее глаз лишь тогда, когда в поле ее зрения появлялись молодые мужчины, заметила Эмма. Этот интерес был не вызывающе-сексуальным, но и отнюдь не материнским. Возможно, Фанни даже не отдавала себе отчета в том, что преображается рядом с юношами. Эмма понимающе вздохнула: она знала этот тип женщин, она сама отчасти была такой. Потом нахмурилась… какая-то мысль мелькнула…

– А позвольте уточнить, – раздался над ее ухом вкрадчивый шепот, – вы флик или лесбиянка?

Вилка выпала из рук Эммы и упала на пол. Звон показался оглушительным, кое-кто за соседними столиками оглянулся.

– Мао! – послышался насмешливый голос. – Замени вилку этой даме!

Теперь уж к Эмме повернулись все, даже Фанни, которая как раз читала какие-то бумаги за своим столиком. Эмму словно кипятком облили, однако в глазах Фанни было обычное вежливое внимание и больше ничего.

– Одну минуточку, – сказала она, – прошу прощения.

Словно именно она уронила эту несчастную вилку, а не Эмма!

Подскочила официантка, заменила вилку и даже зачем-то нож, безразлично улыбнулась и скрылась на кухне. Фанни снова принялась просматривать свои бумаги. Остальные посетители мигом забыли об Эмме, и тогда она, переведя дух, обернулась наконец к человеку, который так ее напугал.

Вот это да! Тот самый оборванец, слегка похожий на Романа!

– Извините, я не ожидал, что вы так бурно отреагируете, – нахально сказал он. – Что, горячо, да?

Больше всего на свете Эмме хотелось залепить ему пощечину или, на худой конец, отправить на три русские буквы. Но тут она внезапно вспомнила, как они с Романом потешались над названием большущего магазина «BHV» – говорили, что парижане, идя в этот магазин, идут на три буквы, и ярость ее тотчас улеглась. Главное – не выдавать этому придурку своего страха!

– Ни горячо ни холодно, – пожала Эмма плечами с самым равнодушным видом, какой ей только удалось на себя напустить. – Я не флик и не лесбиянка. С чего вы вообще это взяли? Вы сумасшедший, да? И у вас в кармане, конечно, справка из психиатрической лечебницы, в которой сказано, что вы неадекватны и не можете отвечать за поступки, совершенные вами в момент обострения вашей шизофрении?

О, такие моменты обострения шизофрении и спасительные справки – это было для нее одно время жизненно остро, очень остро! Хотя может статься, что такие справки – чисто российские реалии, во Франции их не выдают. Тогда Эмма напрасно о них ляпнула – выдала себя, совершенно как радистка Кэт, которая, рожая, кричала по-русски: «Мама!»

Да ну, глупости, откуда знать о российских реалиях этому бомжеватому придурку? И вообще, он не Борман, не Мюллер, не… Кто там еще был, в том чудном фильме? Его еще Табаков играл… Шелленберг, вот кто! Нет, он не Шелленберг, а она не радистка Кэт. И слава богу. И теперь нужно отвернуться от него с видом самым что ни есть презрительным. Он поймет, что его шуточки здесь неуместны, и отвалит.

– А что, шизикам выдают такие справки? – с величайшим интересом спросил бомжеватый придурок и уселся рядом с Эммой, явно не собираясь отваливать.