Людмила Бояджиева: Портрет в сандаловой рамке

— Спасибо. Я засмотрелась, — Вера подошла к прилавку, стряхивая с волос воду.

— Ясное дело, — с пониманием кивнула толстуха, — Она влюблена, эта бедняжка на фото. Безумно влюблена. Сразу видно. Я иногда думаю, разве это так заметно, когда мы теряем голову? И разве наши маленькие безумства стоят всех бед?

— Бед? Вы знаете эту женщину? Фото старое. Наверно, она уже бабушка.

— Она плохо кончила, это точно. Подробнее не скажу — врать не стану. Я ведь перекупаю товар у разных людей. На рю де Валлен — это совсем рядом с центром, у меня антикварный магазинчик. Спросите «Пыль веков» мадам Переньи — все знают. А насчет возраста дамочки я вам сейчас точно скажу — здесь была дата… — Она перевернула портрет. — Вот, смотрите, печать «Мастерская Мишеля Тисо». И дата — май 1944.

— Даже моей мамы еще на свете не было… А кажется… Кажется, что мы где-то встречались.

— Так частенько бывает, особенно когда работаешь со старьем — глядишь на какую-то вещицу, как на давнюю знакомую. Вроде виделись, а где и как — не вспомнить. Жизнь-то позади большая. Это я не про вас, само собой.

— Мне приходится иметь дело с вещами, имевшими большую судьбу… — Вера смотрела на выставленные безделушки. — И каждая помнит свою историю… Иногда так хочется, чтобы они заговорили. Но они молчат. Вот как этот фарфоровый Пьеро или девушка на портрете. Правда, я работаю с предметами неразговорчивыми — со шкафами и сундуками. Снимаю старую краску и разрисовываю их в духе примитивных картинок позапрошлого века.

— Это сейчас хорошо идет. Вы художница, я сразу поняла. Юбка из ручного батика и пальчики не холеные.

Вера машинально спрятала руки:

— Маникюр отсутствует. А пластиковые ногти я носить не умею… — она снова посмотрела на портрет. — У нее цветок в волосах. Это дикая роза. Знаете, такие белые, пахучие, а листва мелкая, темная, глянцевая. И на кусте всегда масса бутонов и пчел…

— Господи, даже розу разглядели! А знаете, что я вам скажу… Ой, да присмотритесь сами — вы ж с нею — одно лицо! Конечно, прическа не та, глаза… другое выражение. Но вообще… Прямо удивительно даже!

— Хороший портрет. Я бы его купила.

— Фото само по себе — вещь стоящая. Но главное — рамка. Нюхайте — настоящий сандал. Пол века прошло — а он пахнет. И какая дивная работа. Похоже, Тунис.

— Так портрет из Туниса?

— Вряд ли. Мне принес эту вещицу господин Перцваль. Живет рядом с магазином вот и таскает всякую рухлядь. Развернет сумку с каким-то мусором и радуется: «антиквариат, антиквариат!» Он вообще немного того — с приветом. У нас так говорят, если голова не в порядке. Вы ведь не бельгийка? И не полька. Мадам славянка?

— Русская. Пару лет жила во Франции. Здесь не надолго. Мои друзья предложили расписать стену в их квартире, пока они гостят в Скандинавии. И подобрать кое-что из вещей. Знаете — богема с фантазиями.

— Вот и купите портрет. Дорого конечно, но для людей понимающих хорошее приобретение. Пятьсот евро и учтите — это здесь, на распродаже. Если он будет выставлен в моем салоне — в два раза дороже…

— У меня сегодня… Я не захватила деньги, собиралась просто погулять, присмотреться… — Вера рассеянно потерла лоб, с трудом отрывая взгляд от портрета, и внезапно заторопилась. — Простите, мне пора… Приду в следующий раз… Всего доброго.

Она быстро зашагала под дождем, не обращая внимания на трусившего следом араба со своим пестрым прилавком: — Куда же вы, мадам? Ваш браслет! Забыли покупку. Я уже уложил его в коробочку. Посмотрите, настоящий сафьян! Причем — коробочка вообще бесплатно.

— Извините, спешу, — пробормотала Вера, прибавляя шаг.

«Делаю глупость, делаю глупость, делаю глупость..» — твердила она себе, стоя на сумрачной лестничной площадке перед высокой дверью красного дерева с потемневшей латунной табличкой: «Персела Самандрос. Потомственная гадалка» Под табличкой имелась пространная надпись с перечнем предлагаемых гадалкой услуг.

Вера читать не стала, но и вниз по лестнице не побежала. Отступать было поздно — рука нажала блестящую кнопку звонка.

Через несколько секунд дверь со скрипом отворилась. «Прошу вас…» — нарочито экстравагантная женщина преклонных лет в демоническом макияже и смоляном парике, сделала величественный жест, приглашая Веру войти. Из тесноты сумрачной комнаты пахнуло восточными благовониям, ароматизированным воском и запахом лекарств.

— Осторожно, у меня много мебели, — предупредила гадалка низким хрипловатым голосом. — Сейчас я зажгу свечи… Заходите без церемоний, мадмуазель…