Рик Рид - Епитимья

Рисковать, пускаться во все тяжкие — с ней такое уже бывало, когда она выкуривала слишком много марихуаны. Хотела что-то сделать — и не хотела. Раздваивалась... И туман вокруг.

— Ты знаешь, у меня имеются специальные апартаменты, гостевая комната, и она ждет тебя.

Он снова ухмыльнулся.

— Собственно, а почему бы не показать их тебе сейчас? Мы и так уже потеряли уйму времени. Может быть, тебе даже понравится...

Дуайт Моррис пристально разглядывал это жалкое дрожащее существо. Неужели именно это их пугает? Приводит в ужас? Боже, СПИД, преступления, убийства — на это им наплевать. Они каждый вечер выходят на промысел и ломают жизнь таким, как я. Тем, кто пытается создать семью и вести нормальную жизнь.

Он приготовил для них это место, после того как Марианна и Бекки оставили его. Уехали ночью. А у него был «загул» с тем парнишкой, который поджег его.

Дуайт ухмыльнулся, вспомнив неблагодарного парнишку. Бог мой, кто бы мог подумать?! Ярость поднималась в нем, душила его...

Зато он направит на путь истинный свою гостью.

Он об этом много думал. Собственно, после того инцидента на прошлой неделе Дуайт Моррис почти не думал ни о чем другом.

Там было «место наказания», простенькое, но со вкусом устроенное. Холодный чулан для угля в подвале дома, так долго пустовавший, так долго не использовавшийся, стал весьма «эффективным» местечком. «Эффективность» — это было его любимое словцо. Проделать дыру в балке потолка и протянуть в нее кусок веревки было плевым делом. Затем Дуайт приладил туда крюк для мясных туш, приобретенный им для этой цели в магазине промышленных товаров в Бервине. Прицепив его к веревке, пропущенной сквозь отверстие, он получил то, что требовалось, — «вуаля!» — замечательное приспособление для подвешивания жертв за руки — так, чтобы они висели над потолком. Последним штрихом стал ледник Коулмана: они могут на нем стоять, пока он будет их подвязывать. Удар ногой, ящик для льда опрокидывается — и боль, боль его маленьких друзей, подвешенных в воздухе... Суставы выворачиваются и похрустывают — что-то вроде испанской инквизиции... Возможно, это приблизит их к Богу, и они станут молиться.

Тогда и только тогда начнется настоящая мука... для этой цели он и раздобыл видавший виды кожаный пояс. Дуайт знал, насколько эффективным будет это сооружение, хотя еще не имел случая проверить его в деле. Когда он с ними разделается, они станут подлинными солдатами Христова воинства. Они будут испытывать настоящие угрызения совести за ту порочную жизнь, которую вели до сих пор.

Но не должно забывать и об «одиночных апартаментах». Дуайт представил плоды своего труда: ряд деревянных фанерных ящиков длиной в шесть и шириной в два фута каждый с крышкой на петле, каждый с заранее просверленными отверстиями, которые будут великолепно служить для заключенных.

Эти ящики были похожи на гробы.

Джули спускалась в подвал. Стены, к которым она притрагивалась, на всякий случай — чтобы не упасть, были влажными от плесени. Все было влажным, серым, вонючим.

И темно, было очень темно, и потребовалось время, чтобы глаза привыкли к темноте. Но он все подталкивал ее в спину, заставляя спускаться быстрее.

Может, повернуться, заплакать — и он сжалится?..

Но она уже знала, она точно знала, что мольбы лишь разозлят его, хотя он с удовольствием их выслушает. Последняя ступенька — и подвал. Ряды каких-то прямоугольных предметов стояли на полу прямо перед ней. Их смутные очертания расплывались — не разглядеть. Коробки или гробы.

Во рту у Джули пересохло. Ей показалось... ну да, язык ее стал толще и покрылся налетом. На лбу выступил пот, хотя в подвале было холодно. И сыро. Сердце ее забилось — как молот. Он толкнул ее в сторону, протянул руку, под потолком вспыхнула лампочка. Лампочка без абажура, свисавшая на шнуре.

— Мне темнота больше не нужна, она нужна тебе.

Она не сопротивлялась, когда он завязал глаза платком. Она не хотела видеть то, что ее ждало. Он взял ее за руку.

— Вот сюда, милая леди.

Он вел ее, помогая переставлять ноги. И она вдруг поняла, что стоит на каком-то ящике.

Только перетерпи, повторила она про себя как молитву.

Ее раздели. Холодный воздух вонзился в тело. Она пыталась привыкнуть к холоду, не дрожать. Не чувствовать ничего.

Сейчас он поднимал ее руки, соединяя их вместе и связывая бельевой веревкой, или канатом, или чем-то в этом роде. Веревка врезалась в запястья и в кисти. Но она продолжала по-прежнему молчать.