Рик Рид - Епитимья

— Пошли, — сказал он. — Вот сюда.

Джули прошла под аркой и оказалась в комнате. Комната, в которой она стояла и которую назвала бы гостиной, была практически пустой, если не считать занавесок на окнах, которые были задернуты, и высокой стопки газет в углу, а также глубокого кресла, обитого бежевым плисом.

— Уютно, а? — спросил он. — С точки зрения минималиста... утонченный вкус.

Джули понятия не имела, о чем он говорил.

А потом он положил ей руки на плечи и начал их рассматривать. Она чувствовала, как деревенеет, как стынет ее тело от его прикосновений.

— Расслабься, малышка. Я просто пытаюсь успокоить тебя.

Джули поняла, что вот-вот разревется.

Смех... Смех его был пронзительным, «металлическим». Казалось, она слышит его уже вечность.

— Почему ты плачешь, ужасное маленькое создание? У меня нет никакого интереса к твоей грязной дырочке.

Он ударил ее по лицу. Джули зашаталась, настолько силен был удар.

Пытаясь удержаться на ногах, она оперлась о стену. Грубая зернистая штукатурка врезалась в ее окоченевшие ладони.

— А чего же вам надо? — спросила Джули, с трудом обретя голос.

Она с тоской смотрела на входную дверь.

— Ну... я думал, ты знаешь. — Он подошел к ней поближе, вглядываясь в ее карие глаза своими мутно-водянистыми. Джули чувствовала, как сковывают, как гипнотизируют ее эти глаза, но не в силах была отвести взгляд. — Я хочу лишь наказать тебя, моя милая малышка. Вот и все. Только наказать.

Он ласково погладил ее по щеке — по той, по которой ударил. От прикосновения его руки по спине у нее пробежали мурашки.

— Да, наказать, но не сразу. Это было бы слишком... бездарно. И неэффективно. Нет, сначала я хочу, чтобы ты побыла в компании. Не беспокойся. Я все распланировал. — Он ухмыльнулся. — Все до мельчайших деталей.

Внезапно его лицо окаменело.

— Ты понимаешь, чем я здесь занимаюсь? Или нет?

Не в силах что-либо сказать, Джули покачала головой.

— Я помогаю вам. — Он склонился к ней и завопил: — Неужели ты не понимаешь?!

Она отшатнулась. Ее пробирала дрожь. Она не знала, сколько еще сможет выдержать.

Он взял ее за руку и сжал так крепко, что она закричала бы — если б могла.

— Думаю, теперь тебе пора спуститься вниз, в то местечко, которое я для тебя приготовил. Я уверен, тебе очень понравится.

Комок подступил к горлу — она не могла его сглотнуть... Он тащил ее к двери. Она догадалась — в подвал. Перед дверью он остановился.

— Там, внизу, сыро. И водятся крысы. И насекомые.

Он снова рассмеялся своим пронзительным смехом. Смеялся долго.

— Но они, моя дорогая, — наименьшая из твоих неприятностей. Когда придет Смерть, а она придет, — полагаю, ты будешь ей рада.

Он открыл дверь.

Даже в этих водянистых безумных глазах, думала Джули, должно таиться тепло или что-то такое... ранимое... Когда она увидела его на улице у входа в надземку, ей показалось, что он пытается выглядеть подростком, он старался показать ей, что они одного поля ягоды. Конечно, странно он выглядел, но хотя бы внушал какую-то симпатию... Может быть, все-таки у них есть что-то общее. Он, может быть, по-своему душевный. А значит, не обидит ее.

И в то же время она не верила всем этим домыслам. Нисколько не верила. Ты не выйдешь отсюда живой, никогда. Единственная возможность — бежать. А как, черт возьми, это сделать? Этот тип здоровенный. Хотя и носит майку с надписью «Ганз энд Роузес» и джинсы. Правда, сейчас он не выглядит подростком. Настоящий монстр. Клокотавшая в нем ярость, изливаясь наружу, обволакивала его какой-то дьявольской оболочкой, меняла черты лица и даже походку. В его глазах, то серых, то желтых, то просто бесцветных, плясали безумные огоньки. Губы змеями извивались в гримасах. Разве сбежишь от такого? И, кроме того, у него был револьвер. Может быть, заплакать? Это всегда располагало к ней людей — вернее, вызывало у них чувство жалости. У всех, кроме Наны, которая видела ее насквозь.

Он улыбнулся.

— Не пытайся делать мне глазки, мисс. Я знаю все ваши профессиональные уловки, и со мной такие штучки не пройдут. Во всяком случае, не в моем доме.

— Я ничего не пытаюсь... — прошептала Джули. — Что бы вы ни сделали со мной, пожалуйста, делайте это... и давайте поскорее.

Он рассмеялся. Джули похолодела. Вообще Джули и сама была смешливой. Она была не прочь посмеяться — над чем угодно. Даже если не понимала, в чем, собственно, заключается шутка. Но смех всегда заражал ее.

Но не теперь. Теперь от этого чужого смеха — от этого смеха — она холодела, цепенела... Убежать? Но убежит она не дальше входной двери.