Алексей Хапров - Черная повесть

Так что же это выходит? Что счастье на чужой беде не построишь? Как ни крути, получается, что так. Завоёванное таким образом счастье — это не настоящее счастье, а лишь его видимость. Такое счастье недолговечно, ибо, спустя какое-то время, допущенная тобой подлость обязательно вернётся к тебе обратно, как бумеранг.

Юля! Её смерть отозвалась в моём сердце особенной болью, какой только может отозваться смерть человека, с которым был близок. Нет, я её не убивал. Но непосредственная вина за её гибель всё же лежит на мне.

Какую трогательную заботу проявляла она, когда я, упав с дерева, сломал руку! С какой готовностью она бралась за всё то, что казалось для неё непосильным! С каким мужеством и стойкостью она всё это выполняла! Какой любовью и нежностью светились её глаза, когда она смотрела на меня!

Чёрт меня дёрнул накинуть на её плечи свою куртку, когда мы сидели у болота! Не сделай я этого, она осталась бы жива, и я, возможно, не мучился бы сейчас такими угрызениями совести. Тогда я совсем забыл, что в кармане моей куртки лежит эта злополучная вишняковская находка. Угораздило же Юлю её случайно нащупать!

Я сидел и задумчиво смотрел на болотную тину, как вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд своей сокурсницы. Я повернул голову. Юлины глаза выражали страх и негодование. Я изумлённо открыл рот, совершенно не понимая причину этого. Тут она подняла руку. На её ладони лежал золотой самородок.

Холод пронзил меня до самых костей. Моё сердце замерло. Кровь словно остановила своё течение. Во рту пересохло. Юля сбросила с себя мою куртку, словно это была ядовитая змея, и стала медленно отодвигаться. Я лихорадочно пытался придумать, каким образом бесследно исчезнувший после убийства Вишнякова самородок вдруг взял, да и оказался у меня. Но по лицу Патрушевой я понял, что это будет напрасным. Очевидно, она обо всём догадалась.

Юля отодвигалась от меня всё дальше и дальше. Я неподвижно смотрел на неё.

— Дима, как ты мог?! Как только ты мог?! — с ужасом прошептала она.

— Да, смог! — вскричал я, усилием воли выдирая из своего мозга разъедавшую его слабость. — Представь себе, смог! Жизнь у нас такая, вот и смог! Я тоже хочу жить! Именно жить, а не существовать! Почему жить в достатке должны другие, а не я?! Чем я хуже них?!

Я приподнялся, намереваясь подойти к ней, но Юля решительно выставила руку вперёд.

— Не приближайся! — решительно потребовала она; её голос дрожал, глаза покраснели, а по щекам потекли слёзы. — Я не хочу быть рядом с тобой. Ты понимаешь, какая ты мразь?! Ты не человек! Ты отвратительное мерзкое животное! Почему же ты до сих пор ещё не убил меня?

— Недосуг было! — с наигранной бравадой ответил я. — Но это можно исправить.

— Ты за всё ответишь! Ты за всё будешь наказан!

— И кто же меня накажет? — усмехнулся я, неторопливо подходя к ней всё ближе и ближе. — Уж не ты ли? Не балуй, отдай-ка мне мою добычу.

Юля посмотрела на самородок, который продолжал оставаться в её руке, размахнулась, и изо всех сил швырнула его мне в лицо.

— Возьми!

Меня пронзила резкая боль. Я отшатнулся и схватился за нос. Почувствовав, что по руке что-то потекло, я отвел её в сторону и увидел кровь. Вид собственной крови меня буквально взбесил.

Юля, совершенно забыв про выструганный ею шест, бросилась к болоту и принялась стремительно перебираться на другой берег.

«Её нужно остановить! — с леденящей сердце ясностью пронеслось у меня в голове. — Иначе мне крышка. Или я, или она. Третьего не дано».

Я подобрал шест и бросился вслед за ней. Осторожно перебираясь с кочки на кочку, я раз за разом выбрасывал его вперёд, стремясь сбить Юлю с ног, но всё никак не мог её достать. Юля держалась от меня на вполне приличном расстоянии. Но по мере нарастания глубины её скорость замедлялась. И вот, когда мне уже почти удалось её догнать, она вдруг споткнулась и упала в трясину. Вязкое дно стало стремительно засасывать её в себя. Юля попыталась выбраться, но ничего поделать не могла. Она уходила под воду всё глубже и глубже. Когда над поверхностью осталась только её голова, она осознала неотвратимость страшной смерти и впала в паническую истерику.

— Дима! Спаси меня! Спаси! — отчаянно кричала она. — Я никому ничего не скажу! Клянусь, не скажу! Вытащи меня отсюда! Дима! Димочка! Я прошу тебя! Я умоляю!..

Но я не двигался с места и только молча наблюдал за этим ужасным зрелищем. Юлина голова уходила под воду всё ниже и ниже, пока не скрылась в ней совсем.