Юлия Пахоменко - Дожить до премьеры

– Аля, Алечка, спасай меня!

Не успела я открыть дверь, как моя подруга Бронислава ввалилась в квартиру и помчалась на кухню. Красная, мокрая, запыхавшаяся – не иначе, не стала ждать лифта и бежала пешком на четвертый этаж. Ну сколько можно говорить, что это опасно! Не девочка уже – схватит сердце, и поминай как звали!

– Броня, ну что ты, успокойся! Что стряслось?

Бронька, как специально, чтобы меня позлить, молча ринулась к графину с водой, налила в стакан и стала жадно пить, проливая струйки на куртку. Еще и оделась не по погоде: теплая куртка, шерстяной шарф поверху. В такой зимней куртке в нашем теплом декабре и не бегая употеть можно. Да что же она все молчит да молчит! Броня!!! Говори сейчас же!!!

Моя драгоценная подруга выпила уже наконец всю воду, вытерла рукавом лицо и уселась на кухонный стул. Она смотрела на меня, я смотрела на нее – и постепенно начинала понимать, что ничего уж сильно ужасного не случилось. Но что-то безусловно случилось, и Бронька прямо сейчас подбирает правильные слова, чтобы мне об этом рассказать. Ладно, подождем.

– Аля, только ты можешь меня спасти. Пожалуйста, не отказывайся. Я знаю, что ты сможешь! Пожалуйста! Не отказывайся сразу, выслушай меня!

Можно подумать, что я отказывалась. Правда, зная Бронькин неугомонный характер и вечные ее несусветные придумки, я могла себе представить, что наотрез откажусь участвовать в ее очередной авантюре. Но сначала выслушаю, конечно. Лучшая подруга все-таки! И кроме того, мне даже любопытно. Я вся внимание, говори.

– Аля, напиши нам сценарий для спектакля! Это очень важно. Ты сможешь, я знаю! Послушай – она схватила меня мокрой рукой и неожиданно сильно стиснула. Ну всё, пиши-пропало, Бронька вошла в раж, теперь ее так быстро не угомонишь. Ладно, время у меня сегодня есть, а лучшие подруги для того и существуют, чтобы сидеть и слушать. Я отцепила ее влажные пальцы – Бронечка, успокойся, я ничего не понимаю, расскажи по порядку.

– Хорошо, только ты не перебивай. – Нам нужна пьеса. Нашему театру, ну ты знаешь. В этот раз мы решили не брать классику, и современное нам тоже не нравится. Мы встречаемся уже четвертый раз, перебрали все возможные варианты и ни на чем не сошлись! Мы уже переругались все и я боюсь, что труппа развалится… Ты же знаешь, последнее время наши старички хандрят и капризничают… И вот я подумала, что надо что-то оригинальное, что-то, что есть только у нас! Тогда мы привлечем больше внимания и будет гораздо интереснее!

Отчаянное Бронькино лицо моментально стало восторженным.

– Мы привлечем настоящую публику, а не только родственников! И я… я уже сказала, что ты напишешь сценарий, – закончила она быстро и посмотрела на меня с видом человека, который ни в чем не виноват. Или с видом человека, который сгоряча сделал глупость, но ни за что не признается в этом. Уж я-то знаю Броньку. Она заднего хода не дает. Тем более, если дело касается театра!

Театр занимал в Бронькиной жизни особенное место. В прошлой, ленинградско-петербуржской жизни, она была завзятым театралом. Ходила на все премьеры, знала всех актеров, могла бесконечно рассказывать театральные байки и закулисные сплетни. После переезда в Германию моя подруга сильно упала духом, ничем не интересовалась, ходила как тень. И тогда я своими собственными руками сосватала ее в маленький, но дружный самодеятельный театральный коллектив „Der alte Sack“, который обретался в местном доме культуры. Как можно было понять из названия (которое переводится как „Старикан“), в этой труппе собрались древние, но бодрые дамы и господа, не без чувства юмора и с большим желанием поразвлечься напоследок. С тех пор Бронькина любовь к театру получила второе дыхание и не угасала ни на минуту.

Про свой стариковский театр моя подруженция рассказывала постоянно – ведь она была его активной, если не активнейшей участницей. Четверг был святой для нее день – вечером проводились репетиции. Примерно раз в год игрался спектакль и это было важнейшим событием для Брониславы и ее коллег-актеров. В зале торжественно сидели дети и внуки актеров, а сами актеры, от 60 и старше, горели на сцене почище любых профессионалов. Аж с сердцем плохо бывало! До сих пор мурашки бегут по коже, как вспомню выход благородного рыцаря Герхарда Кёппке – в середине своего пламенного монолога он схватился за грудь и стал заваливаться на бок – и я сначала подумала „как натурально изображает“! А потом из-за кулисы побежали другие актеры, началась суета, охи и ахи, спектакль пришлось отложить.