Юлия Пахоменко - Дожить до премьеры

– Никаких женских трупов, ты что! – вопила Бронька по телефону. – Только через мой … тьфу, запутала ты меня. Да ты знаешь, кто должен будет его играть? Конечно, я! Ведь мне же отдают самые неприятные и бессловесные роли! Ведь меня же в нашей труппе делают козлом отпущения!

Вообще-то Бронька преувеличивает. Никто не делает ее козлом. Наоборот, все участники студии ее очень любят и берегут. Еще бы, ведь Бронька – вечный двигатель этого театра престарелых: она заботится, чтобы все приходили на репетиции, придумывает детали костюмов и по всем знакомым собирает нужные шляпы или сапоги, подбирает музыку, устраивает посиделки с чаем и пирогами… Бронька – самый молодой член труппы, только шестой десяток разменяла. Ее коллеги, стариканчики лет 70-ти, относятся к ней нежно, как к дочке. Вот только роли ей стараются дать поменьше и, по возможности, без слов. Ну что поделать, не дается Броньке немецкий язык. Да еще на сцене. Так-то, в жизни, она вполне может объясниться и даже поболтать обо всем на свете, но это в непринужденной обстановке. Когда же волнуется, то глотает артикли, слоги, целые слова, переставляет слова местами или же просто мычит, помогая себе жестами. После того, как она завалила пару шикарных ролей, а зрители весь спектакль должны были переспрашивать друг у друга: что она сказала? что? что? ей пришлось довольствоваться выходом в эпизодах. Родственники и знакомые артистов, подученные заранее, хлопают ей особенно интенсивно, а после спектакля ее талант расхваливается особенно энергично… и все равно неутомимая бронькина душа требует более важных ролей и тоскует по образу Джульетты или Офелии.

Ладно, уговорила. Труп будет не женский. Так… ребенка исключаем однозначно… Остается мужчина. Итак, в начале спектакля находят труп мужчины. Как находят? Только не дворник, не бомж и не кто-то, кто выгуливает собаку. Не жена. Не любовница. Эти варианты уже на зубах навязли, в каждом втором сериале одно и то же. Дальше. Как правило, кто нашел труп, тот и первый подозреваемый. Поэтому, чтобы усложнить задачу, сделаем так, чтобы труп был найдет при большом скоплении народу… так-так-так… Идея! Смерть на сцене! При этом: спектакль в спектакле, самый что ни на есть модернизм. Или постмодернизм? Я их все время путаю. Ну да ладно. Какой бы выбрать спектакль? После некоторых раздумий я остановилась на "Макбете" – во-первых, он мрачный и смерть к нему подходит. Сюжет не помню, каюсь, но помню, что там было много жестокостей и кто-то все мыл руки, пытаясь смыть с них кровь (но не Пилат). Во-вторых, у наших замечательных актеров будет возможность нарядиться в красивые, старинные костюмы – они это любят.

Итак, большой городской театр. Идет спектакль известной труппы, зал полон народу и прессы. В финале, когда актеры выходят кланяться под бешеные овации, на сцену неверным шагом выходит еще один человек – многие думают, что это автор пьесы или режиссер и хлопают еще громче. Но человек падает прямо под ноги артистам. Шум, паника, зовут врача. Через некоторое время становится известно, что человек не принадлежит к труппе или обслуживающему персоналу театра, что он никому незнаком и что он мертв. Занавес опускается.

После такого удачного и быстрого начала дело почему-то застопорилось. Я несколько дней пыталась понять, кто же был этот мужчина и почему он перед смертью сделал такой экстравагантный поступок. Наверное, хотел что-то этим сказать? Показать? Открыть имя своего убийцы? Как он попал в театр? Сколько ему было лет, был ли он немец или приезжий? Я пыталась вглядеться в того, что лежал на сцене под яркими софитами; лежал как тряпичная кукла, нелепо раскинув руки и ноги. Утром, днем и вечером я вглядывалась в его лицо, рассматривая его до самых мелочей. Со временем я могла видеть его во всех подробностях: пожилой, лет шестидесяти, лысоватый, довольно худой, небритый. Явно небогатый, хотя и не бомж. Поношенный серый плащ, нечищенные ботинки. Что-то такое в нем было несчастное еще при жизни, это явно чувствовалось. Я могла представить себе, как он шел в театр – по большой широкой улице, набитой народом; среди веселой, нарядной публики, собравшейся на известное представление, одинокий, невзрачный, сутулый. Никто не замечал его, он был как пустое место – до тех пор, пока он не вышел на сцену и не упал.

В среду я поняла, что по неопытности начала не с того конца. Мне надо было сначала придумать само преступление, заранее знать убийцу и его мотив, и потом уже описывать расследование. А у меня был всего лишь труп и больше ничего. Мне нужна была помощь, поэтому я стала думать о том, кто будет это дело расследовать. Идея пришла почти сразу, но можно ли было ее осуществить? Я позвонила Броньке.