Я положила пакет на диван, где его было легко достать, надеясь, что Гас не завалится набок и не раздавит эту чертову штуку.
Он попросил меня найти его любимый телесериал, «Я люблю Люси», на канале, где его крутили, наверное, круглые сутки. Телевизор был старый, и на нужном канале был «снежный» фон, что мне действовало на нервы. Когда я упомянула об этом, Гас сказал, что все видел таким, пока ему не прооперировали катаракту шесть лет назад.
Я приготовила ему чашку чая, а потом быстренько заглянула в ванную, где на краю раковины лежал его контейнер с лекарствами. Он был из пластмассы, размером с коробку карандашей и имел несколько отделений, каждое из которых было помечено буквой для каждого дня недели. Среда была пустой, так что, похоже, он был прав насчет того, что принял лекарства.
Вернувшись домой, я положила ключ от дома Гаса под коврик Генри и отправилась на работу.
Я провела продуктивное утро в офисе, разбирая свои папки. У меня было четыре картонных коробки, куда я сложила папки за 1987 год, освобождая место для наступившего года.
Коробки я поставила во встроенный шкаф в задней части офиса, между кухней и ванной.
Я съездила в магазин офисных товаров и купила новые папки, дюжину моих любимых шариковых ручек «Пилот», разлинованные блокноты и стикеры. Заменила календарь на 1988 год и старый тоже положила в корзинку.
По дороге назад, я размышляла о пропавшем свидетеле. Околачиваться на автобусной остановке, в надежде его увидеть, казалось потерей времени, даже если я отведу на это один час каждый день недели. Лучше обратиться к источнику.
Вернувшись за свой стол, я позвонила в автобусный парк и попросила начальника смены.
Я решила поговорить с водителем маршрута, который ходил мимо городского колледжа.
Сообщила начальнику краткую версию аварии и сказала, что хотела бы поговорить с водителем этого маршрута.
Он ответил, что там ходят два маршрута, 16 и 17, но лучше всего для меня было бы поговорить с Джеффом Уэббером. Его смена начинается в 7.00 с Транзитного центра на углу Чэпел и Капилло и идет петлей через город, вверх по Палисад и назад к центру каждые сорок пять минут. Он заканчивает в 3.15.
Я провела следующие пару часов как хорошая секретарша самой себя, печатая, складывая в папки и наводя порядок на столе. В 2.45 я закрыла офис и направилсь в автобусный парк, который находился рядом с междугородной автостанцией.
Оставила машину на платной стоянке и уселась в депо с романом в мягкой обложке.
Мне показали Джеффа Уэббера, когда он выходил из раздевалки. Ему было немного за пятьдесят, высокий, с сединой в коротко стриженных светлых волосах и маленькими голубыми глазами под очень светлыми бровями. Его большой нос обгорел на солнце, а рукава рубашки были коротки сантиметров на пять, обнажая костлявые запястья.
Если он играет в гольф, то ему нужны специальные клюшки, с учетом его роста и длины рук.
Я догнала его на стоянке, представилась и вручила свою визитку. Он едва на нее взглянул, но был вежлив и внимательно выслушал описание мужчины, которого я искала. Когда я закончила, он сказал:
— О, да. Я точно знаю, о ком вы говорите.
— Вы знаете?
— Вы говорите о Мелвине Доунсе. Что он натворил?
— Ничего плохого.
В который раз, я описала детели аварии. Уэббер сказал:
— Я помню, хотя саму аварию не видел. Когда я подъехал к остановке, полицейская машина и скорая помощь уже прибыли на место, и весь транспорт еле полз. Полицейский делал, что мог, чтобы регулировать движение. Задержка была только на десять минут, но это все равно много. В этот час никто из моих пассажиров не жаловался, но я чувствовал, что они раздражены. Многие только что закончили работу и хотели быстрее попасть домой, тем более, в начале долгих выходных.
— Как начет мистера Доунса? Он сел в автобус в тот день?
— Возможно. Я обычно вижу его дважды в неделю — по вторникам и четвергам.
— Ну, он должен был быть там, потому что оба участника аварии помнят, что его видели.
— Я в этом и не сомневаюсь. Я просто говорю, что не помню точно, садился он в автобус, или нет.
— Вы знаете что-нибудь о нем?
— Только то, что я видел. Он хороший человек. Он достаточно приятный, но не такой разговорчивый, как некоторые. Он садится сзади, так что у нас не так уж много возможностей поговорить. Народу в автобусе бывает много. Я видел, как он уступал место инвалидам и старикам.
Я много чего вижу в зеркало, и на меня произвело впечатление, какой он воспитанный.
Читать дальше