Софи Корню уже преодолела три пары ступеней лестницы, когда месье Дюбуа вошёл в вестибюль и остановился на мгновение, чтобы вытереть свои ноги о коврик.
Они не были знакомы друг с другом, и вполне естественно, что они не поздоровались, но наблюдали друг за другом уголками глаз.
Отец прекрасной Авроры находил одеяние Софи Корню удивительно нелепым, и так как он раньше никогда не посещал Бланшелена, у него появился соблазн принять её за клиентку торгового агента.
—
Какая прекрасная клиентура у этого пройдохи! — пробормотал он тихо.
Софи, как мы знаем, не любила бездарных представителей богемы, недоучившихся художников, но буржуа, выпячивавших на весь мир своё богатство, она просто ненавидела.
—
Что здесь делает этот придурок? — процедила она сквозь зубы. — Он похож на судебного исполнителя, который заработал состояние, перекачивая в свой карман деньги бедняков.
Вот в таких вот любезных размышлениях друг о друге они пребывали в то время, пока поднимались на лестничную площадку первого этажа.
Там месье Дюбуа испытал удовлетворение, увидев, что старуха звонит в дверь в тот самый момент, когда он заметил на противоположной медную табличку с сверкающей прописью надписью с именем Бланшелена.
«В добрый час! — подумал он, — я совсем не огорчён, что нам с этим созданием в разные двери.»
Мальчишка с растрёпанными волосами и пером за ухом открыл ему дверь, заслышав звонок и ввёл его в прихожую, даже не спросив его имени.
—
Патрон там. Я предупрежу его, — сказал этот нечёсаный писарь.
Месье Дюбуа остался один в прихожей, меблированной четырьмя стульями из плетёной соломы и украшенной афишами, на которых располагались, по старшинству, имена господ судей и должностных лиц департамента юстиции округа Сены.
—
Честное слово, можно подумать, что я на приёме у адвоката, — произнёс он, пожимая плечами. — Этот интриган важничает. Но это мне не помешает с ним поговорить начистоту. Когда я подумаю, что у него хватило наглости просить у меня сто тысяч франков…! К счастью, что я их ему не дал.
—
Патрон вас ожидает, — протявкал маленький клерк, показав свою заострённую мордочку у входа в коридор.
Месье Дюбуа, величественным жестом приказал слуге уступить ему дорогу, и медленно направился к открытой двери, которую он заметил в глубине коридора. Он нашел месье Бланшелена стоящим, вернее прислонившимся к перегородке, на которой висела гравюра, изображающая Гиппократа, отказывающего послам Артаксеркса.
Коммерческий агент, казалось, был не слишком удивлён его визитом и принял его с почтительной готовностью.
—
Хотя я и не был готов, месье, к чести, которую вы мне оказали, посетив моё скромное жилище, — сказал он, склоняясь в поклоне, — и я сожалею, что вы доставили себе столько хлопот этим визитом, хочу вам заметить, что вы взяли на себя напрасный труд, так как я намеревался сам завтра появиться у вас, чтобы отдать вам, как мы и договаривались, свидетельство о кончине Бьянки Романо.
—
Мне она больше не нужна, эта ваша выписка из книги актов гражданского состояния, — внезапно сказал месье Дюбуа. — Вы насмехались надо мной, или, скорее, вы меня недостойно обманули.
—
Я не сделал ничего подобного, в чем меня можно упрекать, — спокойно возразил месье Бланшелен. — Пожалуйста, сядьте, месье и объяснитесь, — добавил он, указывая на стул.
Месье Дюбуа, поколебавшись, сел на указанный ему стул и принял вызывающую позу, как человек, который готовится обрушить на оппонента серию упрёков.
—
Вы осмеливаетесь сказать, что вы меня не обманули! — начал он. — Я вам поручил произвести некоторые изыскания в Италии в отношении девушки, которая могла оказаться дочерью моего брата, и Вы обнаружили, что эта девушка умерла, но вы воздержались от того, чтобы сказать мне, что неё была сестра.
—
Я не мог вам об этом сказать, так как ещё вчера мне это было неизвестно.
—
Значит, вы об этом узнаете только сейчас и от меня?
—
Нет, мне это известно уже несколько часов. Но я не вижу, чем существование этой сестры может встревожить вас. Бьянка Романо, умерев раньше месье Франсуа Буае, не смогла унаследовать его имущество.
—
Да, но вы, кто претендует на то, что ему известно все… вам неизвестна последняя воля моего брата, изложенная в его завещании.
—
Никто, я уверен в этом, не знал её до смерти завещателя.
—
Никто… но я её знаю. Нотариус, который её оформил в письменном виде, прибыл ко мне в Париж и показал мне копию завещания. Мой брат оставил совокупность всего своего состояния, равными долями, не одной, а двум своим дочерям, Бьянке и Пие Романо. Бьянка умерла, но Пия жива. Следовательно, я окончательно и бесповоротно лишён наследства брата.
Читать дальше