Игорь Шинкаренко - Мистерия в парижском омнибусе

Верро ничего не упустил в своём эмоциональном выступлении, в нем даже была трогательная картина, когда он встал и как актёр на сцене сыграл картинку, как он буквально рыдал при виде мёртвой девушки. Все было изображено доподлинно, кроме того, что вместо своего друга Поля в этом действе он подставил на его место себя и представил все так, как будто это произошло с ним. Он решительно приписал себе роль, которую сыграл на самом деле Поль Амьен. Это льстило его самолюбию, и к тому же он считал бесполезным компрометировать товарища, который не хотел фигурировать в деле такого рода.

Месье Фурнье выслушал его с напряжённым вниманием и явным интересом. Он позволил себе, между тем, два или три раза улыбнуться, и в конце концов воскликнул:

—

Вот так приключение! Но какого черта вы оказались в полночь в квартале винного Рынка?

—

Я… провел вечер в поисках женщины, живущей в окрестностях… модели, — пробормотал Верро, не ожидавший этого вопроса.

—

Ах! Хорошо! Это очень интересно… история этой внезапной смерти… но о чем вы хотели со мной проконсультироваться?

—

Я хотел бы узнать, что вы думаете об этом странном несчастном случае.

—

Но, — ответил Фурнье, пожимая плечами, — я об этом случае вообще ничего не думаю. Я не врач.

—

Я также. И, однако, я уверен, что эта бедная девушка была убита в омнибусе.

—

Хорошо, пусть так! Тогда, кем и как, скажите мне пожалуйста?

После этого вопроса Верро приступил ко второй части своего рассказа, который он готовил вот уже три дня. Он рассказал, как ему удалось раскрыть тайну отравленного наконечника булавки и фрагмента письма, об опыте, который стоил жизни кошке, затем о своих неоднократных визитах в Морг, его сомнениях и выводах, на которых он остановился, размышляя зрело об этом происшествии. Он закончил свою речь, умоляя Фурнье ему помочь своим советом и приступить к делу вместе с ним, чтобы обнаружить отвратительную пару злодеев, которая сотворила это преступное произведение искусства.

Фурнье стал серьёзен. Он качал головой с умным видом при каждой ремарке, которую формулировал Верро, и поглотил подряд три рюмки коньяку, прежде чем ответить.

—

Мой Бог! — наконец сказал он, — я тоже начинаю думать, что эта смерть не была естественной. Изложили ли вы эти факты комиссару полиции?

—

Я остерёгся делать это, так как намереваюсь обойтись без него. Я обязательно проинформирую полицию, но лишь тогда, когда буду знать, где можно будет арестовать женщину, которая сделала своё грязное дело, и её сообщника.

—

Вы совершенно правы. Полицейские комиссары охотно усложняют вопрос, и первое, что они сделали бы… это стали бы вас подозревать. Но, скажите мне… вы, я предполагаю, сохранили булавку и порванное письмо?

—

Ах! Конечно! Я их храню возле моего сердца. Взгляните на них поскорее.

Говоря это, Верро вытянул из кармана своей блузы футляр, где он обычно держал свою любимую трубку. Открыв его, он извлёк на свет божий оба вещественных доказательства, которые ему вручил Амьен. Булавка играла в этом футляре роль мундштука отсутствующей трубки, а письмо роль чаши.

—

Гениальный тайник, — сказал, смеясь, Фурнье.

—

Вы ведь понимаете, что я боюсь потерять эти объекты и, главным образом, сам уколоться о них, — воскликнул мазила, которого многие называли художником. — Но я вам не мешаю их рассмотреть, и даже прошу вас об этом. Только, держите булавку в руках очень осторожно.

—

Я не собираюсь брать эту булавку в руки, абсолютно не сомневаясь, что вы правы в отношении её предназначения. Я довольствуюсь тем, что попробую расшифровать, если вы позволите, то, что написано на этом клочке бумаги.

—

Как! Как это… если я это позволю! Да мне просто не терпится узнать то, что вы об этом думаете. Я лично нахожу доказательство совершенного ими преступления в конце каждой строчки этого письма.

В то время как Фурнье разворачивал измятую бумагу, Верро, поднимая голову, заметил, что отец Морель хитро улыбается.

Аптекаря не отвлёк от чтения газеты их разговор, который его глухота мешала ему услышать, но он неплохо видел, а потому явление на свет божий булавки, казалось, его бесконечно обрадовало.

—

Ах! Мой славный малый, — сказал он, указывая на неё пальцем, — вы коллекционируете реликвии, позаимствованные у ваших прекрасных подруг! Вот что значит… быть молодым. Она красива! Прекрасная девушка прикалывала свою шляпу этой булавкой?