Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

На следующий день подельники проспали до обеда, а проснувшись, подозрительно посматривали друг на друга, и подчеркнуто вежливо желали друг другу здоровья. Пообедали чаем и бутербродами, которые принес из гостинничного буфета отец Федор. Воробьянинов, перекусив, снова прилег на койку.

– Сегодня решающая ночь; ровно в полночь матрос Шура будет ждать его на аллее возле грузового порта. Что делать? Как избавиться от Вострикова? А не обманет ли матрос? Заберет деньги и уйдет… И ничего не сделаешь, в милицию жаловаться не побежишь! А если заведет в темный угол на набережной, оглушит, деньги заберет, камень на шею, и в море? И ничего не сделаешь! А может, плюнуть на все и никуда не ехать; деньги на тихую жизнь в провинциальном городишке есть, – сесть на поезд и уехать назад в Старгород, или куда-нибудь еще, и жить там незаметно. – Ипполит Матвеевич пощупал зашитый в подкладке френча бриллиант. – Нет, не получиться тихой жизни в Советской Стране; деньги-то у него в иностранной валюте, а за это посадят, да и бриллиант здесь за настоящую цену не сбыть. И паспорта у него нет, да и милиция его ищет, чтобы возвратить в сумасшедший дом.

И вдруг Киса покрылся холодным потом, его забила нервная дрожь, – он вспомнил крепкие кулаки и проницательный взгляд товарища Бендера.

Ипполит Матвеевич был в большой растерянности: оставаться в Советской России он никак не мог, – необходимо было бежать. И чем быстрее, тем лучше! Но и отдавать себя в руки малознакомого, подозрительного матроса было, по мнению Воробьянинова, совершенным безумием. Да и как избавиться от святого отца, он никак придумать не мог. Сначала пришла мысль оглушить батюшку чем-то тяжелым, связать, кляп в рот, – да и дело с концом! Но этот план пришлось обросить, – для таких решительных действий необходима была специальная выучка и сила, но ни первого, ни второго в настоящее время, некогда бравый предводитель каманчей Киса, уже не имел. Оставались хитрость и обман. И неожиданно для себя Ипполит Матвеевич придумал хитроумный план, который должен был усыпить бдительность Вострикова.

– Одевайтесь, отец Федор! – откашлявшись, торжественно сказал Воробьянинов. – В пассажирский порт пойдем, – я там с моряком договорился; он нас посадит на корабль, который ночью уходит за границу. Если бы вы знали, святой отец, чего это мне стоило!

В голове Вострикова закружилось, в лохматой голове забушевали мысли:

– Неужели он ошибался в Воробьянинове, и все его подозрения были напрасны? Видимо, так и есть! Сейчас они идут в порт, а через несколько дней будут в свободном мире. Выходит,что бывший предводитель по достоинству оценил его сноровку, проницательность и решительные действия, и понял, что без Федора Вострикова ему не обойтись.

Ипполит Матвеевич начал собирать чемодан.

– В гостинницу уже не возвращаемся, – сказал он. – Сейчас сдадим номер, и в порт!

Накануне, бродя по набережной, предводитель заприметил большое пассажирское судно, пришвартованное к пирсу неподалеку от пассажирского порта.

Как ему удалось выяснить у пожилого швейцара, одетого в матросскую форму, судно это давно было списано и снято с рейсов, двигатель и другие ходовые механизмы вывезли на металлолом. Оставшийся без средств к передвижению остов судна, наглухо приковали цепями и якорями к пирсу, и переоборудовали в ресторан и гостиницу. Внешне этот заезжий двор на воде выглядел как настоящий океанский лайнер, готовящийся к дальнему плаванию. Вот сюда-то и решил Ипполит Матвеевич привести отца Федора, чтобы усыпить его бдительность.

Через несколько минут путники были готовы к дальнейшим путешествиям.

– Присядем на дорожку, – опустившись на чемодан, грустно произнес Воробьянинов.

– Да поможет нам бог! – прошепелявил присевший рядом Востриков.

– Пора! – предводитель встал.

Сдав ключи от номера дежурной горничной, беглецы вышли из гостиницы на припортовую площать и направились к пассажирскому порту. Впереди шел высокий Ипполит Матвеевич, а за ним, сгибаясь под тяжестью большого фибрового чемодана, тяжело тащился тщедушный Востриков.

– Ничего! – думал он. – Я все вытерплю! Только бы смыться из этой проклятой Страны Советов! А там, за границей, я все припомню этому зазнавшемуся дураку! И этот чемодан припомню, и все унижения! И бриллиант себе заберу! Будешь помнить меня!

В пассажирском порту путники направились к большому белому красавцу-кораблю с развевающимися морскими флагами на трубах и мачтах, и гордой надписью на борту – "Нептун". Воробьянинов уселся на скамейку напротив корабля и привлек к себе святого отца.