Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

Через несколько минут автобус, битком набитый представителями рода Катанянов, и скрипя всеми своими стальными суставами, отправился в Старгород.

Полесов,вызвавшийся проводить гостей до лечебницы, своего обещания не выполнил: когда автобус прибыл в Старгород и остановился на базарной площади, чтобы высадить единственного местного жителя, Виктор Михайлович увидел, что на входе в рынок рабочие устанавливают новые железные ворота. Допустить, чтобы ворота поставили без него, он не мог, и, вылетев пробкой из автобуса, с головой окунулся в кипучую деятельность опытного советчика. Автобус последовал по маршруту далее и вскоре остановился у ворот психиатрической лечебницы.

Служители медицинского учреждения, прибывшие на службу к восьми часам утра, обнаружили возле своего заведения большое племя диких, одетых в шкуры черноволосых людей, которые громко кричали на непонятном языке. Доктора, медсестры, медбратья, санитары и нянечки испуганно жались к забору, опасаясь пробиваться к проходной через толпу незнакомцев.

Обстановку разрядил видавший виды главный врач Прохор Архипович Нетахата: он насупил брови, подошел к толпе незнакомцев и строго спросил:

– В чем дело, товарищи? Объясните, по какому вы вопросу?

От пришельцев отделился высокий седовласый бородач в черной бурке и, преклонив голову, ответил:

– Доброго Вам здоровья, уважаемый человек! Мир Вашему дому! Я, Ашот Катанян, дедушка многострадального юноши Карена, которого похитили из родного дома много лет назад. Сейчас наш Карен здесь, –аксакал указал на проходную лечебницы; мы приехали за ним.

– Вы все приехали за ним?

– Здесь его отец, братья отца, его братья, мои братья – все близкие родственники здесь!

– Хорошо! – не высказав удивления, ответил главный врач. – Вы пройдите со мной, а остальные родственники пусть подождут здесь.

– Спасибо, добрый человек! Пусть со мной пройдет мой сын Армен, отец Карена, у него бумаги из Ереванской милиции.

– Пусть пройдет! – согласился доктор Нетахата.

В кабинете главврач внимательно прочитал сопроводительные документы, вызвал санитара и приказал привести больного Карена Катаняна.

Юный мафиози Карло, который прочно вжился в роль слабоумного армянчика Карена, в это время рисовал очередной выпуск больничной стенгазеты с интригующим заголовком «Закоулки души», и был очень не доволен, когда санитар отвлек его от этого увлекательного занятия.

То, что произошло в кабинете главврача, привело юного сотрудника больничной стенгазеты в полное недоумение: два совершенно незнакомых человека, высокий худой старик с белой бородой и другой, моложе, тоже с бородой, только черной, вдруг бросились к нему, стали обнимать и лобызать, обдирая его щеки колючими физиономиями.

– Каренчик, дорогой внук! Ты, наконец, нашелся! – обнимал его старик. – Вылитый Армен в молодости!

– Здравствуй, сынок, – это я, твой папа Армен! – обнял его чернобородый незнакомец. – Помнишь, как мы с тобой пели песню? – он что-то запел на незнакомом картавом языке. – Помнишь, – перешел на русский язык мнимый отец, – как мы ехали в арбе на базар и пели эту песню, а потом ты пропал: люди видели, как тебя увели цыгане. Помнишь, Каренчик, сынок?

– Помню, отец!

Два Катаняна залились слезами счастья и снова заключили сына и внука в объятия.

– Все братья, все родные приехали за тобой! Ты сегодня поедешь домой, в Армению! Тебя ждут бабушка, мать и сестры, тебя ждет родной дом, тебя ждут горы! – восторгался дедушка Ашот, обнимая дорогого внука.

Всматриваясь в странных людей, Карло начал осмысливать сложившуюся обстановку:

– Эти странные люди принимают его за своего родственника, который когда-то где-то пропал. Рано или поздно дон Базилио пришлет за ним кого-то из семьи и ему, Карло, придется отправляться в Чикаго, где его ждет полная тревог и опасностей жизнь бандита и любимца крестного отца. По всей вероятности, – похитили мальчика Карена давно, и он, Карло, как мнимый армянин, может не опасаться того, что не знает языка своих предков: похищен он был в детстве, а во время скитаний с цыганами частично потерял память.

Вспомнил Карло и маленького монстра Ибрагима, – это воспоминание повергло его в дрожь и укрепило в решении принять новых родственников и уехать навсегда в новую жизнь.

– Да, дедушка, я помню тебя, но смутно.

В ответ дедушка что-то сказал на незнакомом языке.

– Я почти не понимаю тебя, дедушка Ашот, – цыгане не разрешали говорить на родном языке, а когда я упал с коня и ударился головой о камень, я многое забыл, – Карен опустил голову и заплакал.