Эд Макбейн - Мошенники

— Этого нет.

— Может пригодиться. В нашем районе полным-полно подростков.

— Угу.

— Единственный свободный стол — у окна. Мы на него сваливаем всякий хлам. Там ты найдешь все, кроме разве что собственной тещи.

— Я не женат, — сказал Хейз.

— Понятно. Мы сейчас все уберем, и можешь считать его своим. И не горюй, что не женат!

Карелла улыбнулся, но Хейз не ответил на его улыбку. Карелла замолчал в раздумье, и тут его взгляд упал на Мейера Мейера.

— Мейер! — окликнул его Карелла, и тот оторвался от пишущей машинки. — Мейер, познакомься с Коттоном Хейзом. Его перевели в наш участок. Коттон, это Мейер Мейер.

Мейер протянул руку и начал было: «Рад позна…» — потом осекся и переспросил:

— Как вас звать?

— Коттон Хейз.

— Рад познакомиться, — и пожал руку Коттона.

— Мейер — единственный человек на свете, у которого целых два имени, — пояснил Карелла. — Или целых две фамилии, в зависимости от того, как на это смотреть.

— Не считая Генри Джеймса, — сказал Хейз.

— Почему Генри Джеймса? А, тоже два имени. Это точно, — согласился Карелла и откашлялся. — А над чем ты трудишься, Генри… тьфу, Мейер?

— Убийство в винном магазине, — сказал Мейер. — Только что закончил допрос владельца. Похоже, я не попаду на бар-мицву.

— Почему?

— Никак не управлюсь с отчетом, — ответил Мейер и поглядел на часы.

— Что это ты так расписался? — удивился Карелла. — Закругляйся поскорее.

— Не торопи меня. А вдруг мне не так уж хочется на эту паршивую бар-мицву?

— Теперь ты будешь часто видеть Коттона, — сказал Карелла. — Надеюсь, вы сработаетесь.

— А то как же, — равнодушно отозвался Мейер и вернулся к своей пишущей машинке.

— Там, за перегородкой, коридор. Он ведет в раздевалку. Слева канцелярия, справа сортир… Ты в армии служил?

— Во флоте, — отозвался Хейз.

— Понятно. Там вас учили дзюдо?

— Немножко.

— С нами работает великий дзюдоист, Хэл Уиллис. Он творит чудеса. Тебе с ним будет интересно пообщаться. Главное — не здороваться с ним за руку. Сразу бросит тебя через плечо.

— Правда? — сухо произнес Хейз.

— Хэл — лихой малый… — Карелла снова откашлялся. — Дальше по коридору комната для допросов. Можешь ею пользоваться, если тебе понадобится уединение. Вообще-то мы допрашиваем в отделе. Шеф не любит грубого обращения.

— В тридцатом участке с задержанными грубо не обращались, — сказал Хейз.

— У вас там приличный район, — заметил Карелла.

— Но преступления тоже случаются, — сказал Хейз.

— Я и не сомневаюсь, что… — начал было Карелла, но не окончил фразы. — Справа, в конце коридора, раздевалка, вниз по ступенькам — дежурный пост, а с той стороны — гостиница «Уолдорф-Астория».

— Что?

— Камеры предварительного заключения.

— А-а!

— Пошли, познакомлю тебя с дежурным сержантом. Потом можно прогуляться по району, если есть охота.

— Как скажешь.

— Буду счастлив составить компанию. — Впервые в голосе Кареллы прозвучала ирония, но Хейз пропустил это мимо ушей. В молчании они спустились по металлической лестнице на первый этаж.

Женщине в маленькой гостиной было пятьдесят четыре года. Когда-то у неё были такие же огненно-рыжие волосы, её дочери, но теперь в них проступила седина, причем, казалось, что не рыжие волосы поседели, а в седине появилась ржавчина.

Женщина сидела с заплаканным лицом. Слезы портил макияж, краска текла по щекам, размазывая румяна. Женщина выглядела уродливо: горе сначала затопило глаза, а потом выплеснулось на лицо, смывая маску красоты, которую она носила на людях.

Напротив неё сидел детектив Берт Клинг и молчал. Он терпеть не мог допрашивать женщин, особенно плачущих. А когда дело касалось убийств и самоубийств, они всегда лили слезы. В присутствии плачущей женщины Клингу становилось не по себе. Он был молод и среди детективов считался новичком; выдержке и сноровке таких профессионалов, как Стив Карелла, он мог пока только завидовать. Слезы женщины смыли не только её макияж — они растворили непроницаемую маску на лице Берта Клинга, и он сидел теперь, как смущенный школьник, не в силах произнести ни слова.

Гостиная была обставлена удобно и со вкусом. Не особенно дорогая мебель радовала глаз простотой совершенных линий, что нечасто увидишь в небольших квартирах, где обстановка кажется порой слишком громоздкой. Обивка мебели выглядела очень весело, чего никак нельзя было сказать о хозяйке, сидевшей на тахте и промокавшей платочком глаза и щеки. На стене над тахтой висела огромная фотография улыбающейся рыжеволосой девушки. Она была снята на фоне поля с пшеницы, голова запрокинута, рыжие волосы рассыпаны по плечам. Ее лицо светилось таким безудержным ликованием, что детектив Клинг невольно вспомнил, как эта же девушка лежала на полу винного магазина, прижавшись к доскам щекой, и задумался о бренности земного существования, о скоротечной радости и неминуемой смерти.