Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

— Вот пацаны удивятся! — захлебывался от восторга простодушный Баклан.

Ему что-то ответили, но Якушев уже перестал слушать. Улыбка сползла с его лица, уступив место выражению хмурой сосредоточенности. Баклан сказал: «пацаны» — именно так, во множественном числе, — и это означало, что еще ничего не кончилось.

Окончательно задавив в себе естественный порыв войти в комнату и поздравить кое-кого с возвращением из страны мертвых, Якушев попятился, повернулся спиной к двери, за которой все было хорошо и без него, и, все ускоряя шаг, двинулся по коридору. В холле он уже бежал, а во дворе — мчался во весь дух, так, что ветер свистел в ушах. С разбега перемахнув высокий забор, он мягко приземлился в траву и со всей скоростью, на которую был способен, устремился к месту, где остались машины.

— Вот пацаны удивятся! — воскликнул Баклан, который все никак не мог прийти в себя от радости. — Будут знать, как со мной спорить. Я им сто раз говорил: не мог Данилыч умереть. Пока, говорю, своими глазами не увижу, нипочем не поверю!

— Да хватит уже, — снисходительно отмахнулся Быков. Он сидел в хозяйском кресле и слушал Баклана вполуха, попутно пытаясь разобраться, как включается монитор, зачем-то спрятанный под столом. У него было подозрение, что эта штуковина обретается здесь неспроста и может оказаться небесполезной. — Кстати, о пацанах. Где они бродят, эти бездельники? Воевать здесь уже не с кем. Пора трубить отбой и делать ноги, пока сюда кто-нибудь не нагрянул.

— Да, — подал голос Магомед Расулов, — это верно. ФСБ не станет разбираться, кто прав, кто виноват. То есть станет, конечно, но только после того, как отомстит за своих и раструбит на весь свет о том, что ликвидировала в нашем лице группу матерых террористов.

Баклан, отношение которого к мусульманам кавказского происхождения балансировало на тонкой грани между обычной неприязнью и ярой ксенофобией, покосился на него с явным неудовольствием, но промолчал, опасаясь реакции командира. Быков, конечно, был не настолько старомоден и глуп, чтобы до сих пор размахивать полинявшим от частых стирок флагом «нерушимой дружбы народов братских республик», но ему не нравилось, когда его подчиненные выбирали себе врагов по национальным или религиозным признакам. «Враг — это тот, кто проявил себя как враг, — любил повторять он, — тот, кто стреляет в тебя и твоих друзей, тот, кто сидит в окопе по ту сторону нейтральной полосы, тот, в конце концов, кого назвало врагом командование. Но ни в коем случае не тот, кто имеет отличный от твоего цвет кожи, говорит на другом языке и молится Богу не так, как это делала твоя прабабка, — сам-то ты, хоть и кричишь, что православный, толком, поди, и перекреститься не умеешь…»

К тому же до Лугового вдруг дошло, что вопрос о том, имеет или не имеет носатый дагестанец по прозвищу Душман право высказывать свое никому не интересное мнение, в данный момент является второстепенным. Гораздо важнее было другое: где, в самом деле, пацаны? На то, чтобы убедиться, что в этом доме воевать уже не с кем, много времени не требуется, а их нет как нет… Или дом только кажется пустым?

Быков наконец нашел нужную кнопку, и видный только ему одному монитор включился, бросив на его лицо характерный голубоватый отсвет.

— О, — сказал Ти-Рекс, вглядевшись в россыпь черно-белых картинок, — один легок на помине. Куда это он так нарезал?

На одной из картинок была видна фигура высокого человека в джинсах и камуфляжной куртке, который, стремительным броском преодолев ярко освещенное прожектором пространство двора, птичкой перемахнул через высокий забор и исчез в темноте.

— Кто? — хищно подавшись вперед, спросил Баклан.

— По-моему, Спец, — с сомнением произнес Быков. — Джинсы, армейский бушлат…

— Спец, — уверенно подтвердил Баклан. — И что он?..

— Да ничего, — сказал Быков. Он уже стоял, деловито проверяя обойму захваченного в качестве трофея штурмового пистолета «аграм». — Рванул куда-то так, что пятки засверкали. Махнул через забор, и поминай как звали.

— Вот сука, — мгновенно утратив остатки эйфории, скрипнул зубами Луговой. — Я же говорил!.. Сказочник хренов, профессор кислых щей…

— Ты много чего говоришь, — сквозь зубы заметил Быков. — Это потому, что думаешь мало. Ну, что стал? Дуй за ним! Я поищу Жука и догоню. Машину где оставили — у шлагбаума?

— Машины, — машинально поправил Баклан. — Да, там.

— Дуй! — повторил Быков, и Баклан дунул, поскольку, когда Ти-Рекс разговаривал таким тоном, медлить было небезопасно: существовал риск получить дополнительное ускорение, сопряженное с чувствительными болевыми ощущениями.