Джоанн Харрис - Другой класс

– Мистер Стрейтли, вы что-то неважно выглядите. Вам следовало бы больше заботиться о своем здоровье.

Кстати, это была чистая правда: он действительно выглядел ужасно. Брюки в грязи; лицо багровое; задыхается, как разжиревший домашний пес. И я подумал: а ведь если мне удастся к нему подобраться, я, наверное, смогу и еще разок битой воспользоваться. Хотя, пожалуй, лучше было не спешить, а дождаться благоприятного момента, застигнуть его врасплох, а потом, возможно, попросту столкнуть в канал. Кроме того, мне, конечно, хотелось узнать, что именно ему известно и что успел рассказал ему твой братец.

Он посмотрел на меня своими слоновьими глазками и сказал:

– Одна смерть еще может показаться несчастным случаем, но три подряд – это уже больше похоже на дело рук серийного убийцы. Неужели вы думаете, что вам и на этот раз поверят? Или вы постараетесь вновь свалить вину на кого-то другого, как это было с Гарри?

Я рассмеялся. Конечно же, он ни о чем понятия не имел. Да и откуда он мог хоть что-то узнать, если я никогда и никому ничего не рассказывал. Даже тебе. Но на Стрейтли мой смех впечатления не произвел; наоборот, он нахмурился, и голос его дрогнул от избытка чувств, когда он спросил:

– Зачем вы это сделали, Спайкли? Ведь Гарри был очень хорошим человеком. Он всегда за вас заступался.

Я ответил не сразу. Некоторое время я просто смотрел на него, а он буквально задыхался от гнева и ярости, даже глаза кровью налились. На мгновение мне стало его жаль: в таком состоянии он казался куда более человечным; таким он мне почти нравился.

– Нет, Гарри никогда за меня не заступался , – сказал я. – И нисколько мне не помогал. Я собирался доверить ему одну тайну – нечто такое, о чем я никогда и никому не рассказывал. Нечто отвратительное, буквально пожиравшее меня изнутри. Я так ему верил. Я пошел к нему, думая, что он сумеет мне помочь. И знаете, что он сделал вместо этого?

Он послал меня к капеллану. А тот сразу поспешил к мистеру Скунсу и сообщил ему, что у меня проблемы; точно такие же, какие были у меня и в «Нетертон Грин»; что я стремлюсь к «слишком тесным контактам с учителями»; что я грежу наяву; что я предаюсь «всяким ненужным фантазиям».

– Гарри сказал, что он слишком занят, и посоветовал мне побеседовать с нашим капелланом, – продолжал я. – Да для него никого другого и не существовало – он видел только себя самого и своего любимца Чарли. Своего особого дружка . И я действительно пошел к капеллану, и… догадайтесь, что было дальше? Капеллан мне не поверил!

Его рука скользит по моему бедру. Я чувствую на шее его горячее дыхание. Своей второй рукой он сжимает мое плечо. На полу лежит прямоугольник солнечного света, и над ним в ярких лучах пляшут пылинки. Его страстное сопение заглушают звуки музыки – он заранее поставил какую-то пластинку. По-моему, Эдит Пиаф. Мистер Скунс всегда очень любил Эдит Пиаф. От него пахнет сигаретами «Голуаз», лосьоном после бритья и еще чем-то острым, то ли горьким, то ли кислым, и довольно противным. А когда все было кончено, он выпрямился и сказал: «Ну вот и молодец! Хороший мальчик!»

– Гарри был хорошим, порядочным человеком, – снова завел свою шарманку Стрейтли. – Он никак не заслуживал того, что с ним сделали. Того, что вы позволили с ним сделать!

Бедный Стрейтли. Даже самый лучший и порядочный человек способен скрывать в своей душе целый мир. Темный мир. Впрочем, вряд ли Стрейтли поверил бы мне. Да и с какой стати мне хотеть, чтобы он мне поверил?

– Я был всего лишь ребенком, – сказал я ему. – Я тоже не заслуживал того, что сделали со мной.

И тут у меня за спиной завозился твой брат. Он, похоже, начинал оправляться от пережитой им панической атаки – если это, конечно, именно так называется.

Я снова посмотрел на Стрейтли и понял, что сам позволил ему отвлечь меня от твоего брата, который уже пытался встать на ноги, – если бы ему это удалось, я сразу лишился бы всех преимуществ. И я снова замахнулся битой, готовясь нанести смертельный удар.

– Немедленно положите биту на землю, Спайкли!

Теперь голос Стрейтли звучал совсем как у испуганного старика. Смешно подумать, что когда-то я его боялся. Ну теперь-то я во всем разобрался. И полностью владел собой. Ничего, решил я, сейчас я уберу с дороги твоего брата, а потом займусь Стрейтли; уж с ним-то я справиться вполне сумею. Его, собственно, можно даже и не убивать. Ведь в данном случае мое слово было бы против его слова – а он, как всем известно, Джонни Харрингтона терпеть не мог…