Сирил Хейр - Простым ударом шила. Смерть бродит по лесу

Тримбл посмотрел на Брума.

— Да, — кивнул сержант. — И еще много чего. Она всякого наговорила, что только попадало ей на язык, и все очевидная ложь. На мой взгляд.

— Вот именно, сэр, — продолжил Тримбл. — Если позволите сказать, во время допроса миссис Рэнсом нагородила кучу лжи: о том, как пошла по верхней тропинке, о том, как встретила Роуза, тогда как в действительности они вернулись по отдельности, и так далее. По-моему, это достаточно доказывает ее вину.

Главный констебль покачал головой:

— Боюсь, мистер Тримбл, вам грозит опасность забыть великолепный абзац в труде «Тейлор о показаниях».

Тримблу, насколько было известно Макуильяму, никак не грозила опасность забыть то, о чем он никогда не слышал, но в присутствии сержанта суперинтенданту пришлось делать все возможное, чтобы скрыть данный факт. Начальник потянулся за потрепанным томом на полке у себя за спиной, нашел нужный отрывок и зачитал вслух:

— «Невиновные под воздействием страха перед опасностью своего положения иногда доходят до моделирования оправдательных фактов. Несколько примеров этого приводится в книгах».

— Каких книгах? — набрался смелости спросить суперинтендант.

— Понятия не имею, — ответил Макуияльм, захлопывая том и возвращая на место. — Но я часто задавался этим вопросом. Однако, поскольку Тейлор давным-давно умер, я об этом, наверное, никогда не узнаю. Уверен, его нынешние издатели уж точно не знают. Однако это не отменяет того, что его фраза должна быть высечена в сердце каждого полицейского. Лгущий свидетель не обязательно виновен! Это приводит меня к следующему вопросу. Если в данном деле лгут не все главные свидетели, то кто из них не лжет и почему?

Тримбл заелозил на стуле:

— К сожалению, я вас не понял, сэр.

— Моя вина. Разноплановый вопрос подобного толка не имеет ответа. Разделим его на части и обсудим их по отдельности. Ваше обвинение против миссис Рэнсом опирается главным образом на показания Тодмана?

— Да, сэр.

— Прекрасно. Если показания Тодмана правдивы, то Роуз и Уэндон лгут. Оставим на время Роуза. Зачем лгать Уэндону?

— Наверное, чтобы обеспечить себе алиби, сэр.

— А зачем ему алиби, если виновна миссис Рэнсом?

— Полагаю, он, как и любой другой, способен моделировать оправдательные факты, сэр?

— Ловко, суперинтендант. Я это заслужил. Но таково ли положение вещей? Уэндон стремился обеспечить алиби не себе, а кому-то другому. Он никогда не говорил, что Роуз его видел. Все было наоборот. И Роуз тоже — если исходить из того, что Уэндон лжет, — смоделировал оправдательные факты, чтобы они соответствовали заявлению Уэндона. Зачем Уэндону моделировать факты, чтобы выгородить человека, которого он просто ненавидит? Вдумайтесь! Либо он лжет, либо история Тодмана выдумка, а тогда ваше обвинение против дамы развеивается как дым.

У Тримбла голова пошла кругом, но он цепко держался за свои предположения.

— Не понимаю, какие у Тодмана причины лгать, — заметил он.

— У него есть причины лгать относительно миссис Рэнсом. Из всех наших подозреваемых у него самый весомый мотив убить миссис Пинк — гораздо более серьезный, чем у нее, и такой же весомый, как у Роуза. Кстати, какой мотив может быть у Уэндона? Кто-нибудь подумал? В настоящий момент я таковых не вижу. Но я согласен, что нет известной причины, почему Тодман так старался обеспечить Роузу алиби. А вам не приходило в голову, какой удачливый малый этот Роуз — ведь у него два свидетеля, которые из кожи вон лезут, чтобы его обелить? В конце концов, с его судимостью и в его положении он самый вероятный кандидат на роль убийцы. Не побоюсь сказать, что мне бы очень хотелось, чтобы в нашем преступлении виновным оказался Роуз. При поддержке миссис Рэнсом или без нее.

— Прошу прощения, сэр, — робко вмешался Брум, — у меня есть версия. Предположим, Уэндон и Тодман оба лгут. Значит, Роуз вполне мог подняться на холм с противоположной стороны и помочь миссис Рэнсом убить миссис Пинк.

— Неплохая версия, — печально отозвался главный констебль. — Но до тех пор, пока вы не представите что-нибудь новое и убедительное по части доказательств, боюсь, ей суждено навечно остаться в области предположений.

На этой ноте совещание прервалось на ленч.

Репетиция, на которую приехала Элеанор, проводилась в длинном запущенном манеже при конюшнях, располагавшемся в проулке позади Рыночной площади. Петтигрю попрощался с ней у двери, ощутив укол зависти. Час или два она проведет в ином мире, где ценности исключительно эстетического порядка, а проблемы — чисто технические; в мире, к которому он не имеет ключа. Неожиданно перспектива бесцельного времени его ужаснула. Ленивый и любопытный одновременно, он обычно не испытывал потребности в том, чтобы какой-то конкретный предмет занимал его в часы поездок в Маркгемптон. Сам городок, такой привычный и живописный, полный исторических ассоциаций и личных воспоминаний, обычно давал достаточно пищи для ума и глаз, однако сегодня Петтигрю хотелось прогнать из головы неприятные мысли, которые ее затуманивали, а он не знал, на что бы отвлечься. Петтигрю прошел мимо суда графства, где судья Джефферсон, поправив здоровье, боролся с какой-нибудь неразрешимой проблемой «больших лишений» или альтернативного жилья, и поймал себя на немилосердной мысли: жаль, что его язву так быстро вылечили. Он заглянул в парикмахерскую ради давно необходимой стрижки и испытал разочарование, когда его всего через двадцать минут выставили на улицу побритым и подстриженным. Петтигрю зашел в собор и обнаружил, что прекрасному зданию нечем его порадовать. Наконец он решил поискать утешения у единственного в городке букиниста и зарылся в плесневелых недрах старого магазина.