Роберт Гулик - Убийство в Кантоне

— Нет, — сухо произнес судья Ди. — И не почувствую. Разве я не говорил, что понял ваш образ мыслей шахматного игрока? Он думает на несколько ходов вперед. Я понимал, что если в качестве орудия убийства вы предпочтете яд, то не станете просто класть его в мою чашку. Убедился я в этом, когда увидел на вашей чашке трещинку: вы хотели знать точно, что я действительно поменял чашки местами. Однако я сделал и второй ход. Я поменял не только чашки, но и их содержимое. Я вылил отравленный чай в эту чашу с шахматными фигурами, а безвредный чай — в надтреснутую чашку. Затем я перелил отравленный чай из чаши с фигурами в свою чашку, которая теперь стала вашей. Вы сами можете убедиться.

Он взял чашу и показал Ляну мокрые фигуры.

Лян вскочил и ринулся к жертвенному столу, но замер на полпути. Покачиваясь, он прижал руки к груди.

— Моя госпожа! Я хочу увидеть ее. Я… — бормотал он, задыхаясь.

Спотыкаясь, он добрел до жертвенного стола и уцепился за его край. Он судорожно хватал ртом воздух, потом сотрясся всем своим немощным телом и упал, увлекая за собой скатерть. Священные сосуды с грохотом посыпались на пол.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Дао Гань. Увидев судью Ди, склонившегося над лежащим ничком Ляном, он остановился. Судья слушал сердце Ляна. Торговец был мертв. Когда судья Ди начал осматривать тело, Дао Гань шепотом спросил:

— Ваша честь, отчего он умер?

— Лян поверил, когда я сказал, будто он выпил яд, предназначавшийся мне, и был настолько этим потрясен, что у него не выдержало сердце. Оно и к лучшему, ибо он знал государственную тайну, не подлежащую разглашению.

Он кратко поведал Дао Ганю, как были передвинуты чашки.

— Я вылил яд в сосуд с шахматными фигурами. Лян увидел мокрые фигуры, но не заметил, что там же остался и весь чай из надтреснутой чашки. Возьми эту чашу с собой.

Вытащив длинное и острое как бритва лезвие из кожаных ножен, которые он обнаружил в рукаве Ляна, судья добавил:

— Это тоже забери. Будь осторожен: кончик лезвия смазан чем-то коричневым.

Дао Гань вынул из рукава кусок промасленной бумаги. Заворачивая чашу и кинжал, он сказал:

— Вам следовало в самом деле дать ему выпить этот чудовищный яд, ваша честь! Предположим, он бы вам не поверил и ударил этим отравленным ножом. Хватило бы одной царапины!

Судья Ди пожал плечами.

— Пока он считал, что я выпил чай, я старался держаться от него подальше. С годами перестаешь слишком уж полагаться на свои силы, Дао Гань, и все чаще и чаще возлагаешь решение, жить тебе или не жить, на Высший суд.

Он повернулся и вышел. Дао Гань последовал за ним.

На лестничной площадке стояла стройная молодая женщина в скромном темно-коричневом платье. Непроницаемые глаза смотрели прямо перед собой.

— Она только что пришла, ваша честь, — поспешно объяснил Дао Гань. — Предупредить нас о Ляне.

— Ваш брат мертв, барышня Лян, — сообщил ей судья Ди. — Разрыв сердца.

Слепая девушка медленно склонила голову.

— Последние годы он страдал от сердечной болезни, — сказала она и, помолчав, вдруг спросила: — Это он убил цензора?

— Нет. Его убила Зумурруд.

— Она была опасной женщиной, — кивнула Ланьли. — Я всегда боялась, что эта страсть погубит моего брата. Когда я услышала, что его люди принесли сюда тело высокопоставленного чиновника, который был возлюбленным Зумурруд, я подумала, что именно брат убил его. Я нашла комнату, где лежало тело, и, пока те двое переодевались стражниками, быстро обыскала рукава и вытащила из сломанной клетки Золотого Колокольчика. Еще я взяла там что-то похожее на конверт, а поскольку это была единственная бумага мертвеца, она могла оказаться важной.

— Полагаю, это ваша сестра, госпожа Пао, вчера ранним утром подсунула упомянутый конверт в рукав полковнику Цзяо?

— Да, ваше превосходительство. Она давно дружила с капитаном Ни и как раз тогда принесла ему записку с просьбой о встрече в доме господина Яу. Сначала она собиралась оставить пакет на имя господина Дао в суде, но когда вдруг увидала друга господина Дао, то решила, что будет надежней, если конверт передаст он.

Она откинула волосы с гладкого лба, и, помолчав немного, продолжила:

— Мы с сестрой часто встречались, тайком конечно. Хотя и брат мой, и я сама хотели, чтобы все поверили, будто я умерла, но смотреть, как скорбит по мне сестра, было невыносимо, и через год я открылась ей, что жива. Сестра очень обо мне беспокоилась, хотя я всегда уверяла ее, что ни в чем не нуждаюсь. И все же она настояла, что будет рекомендовать меня разным людям, желающим купить сверчков. Вчера утром, сбежав отсюда, я рассказала ей, как боюсь, что наш брат попал в беду. Это по моей просьбе она обыскивала письменный стол в спальне брата, когда вы, ваше превосходительство, пришли сюда с ее мужем. Она взяла там две карты и потом объяснила мне, что на одной из них отмечен постоялый двор господина Цзяо. Днем я надеялась встретиться с ней снова в доме господина Яу, но не застала. Кто мог убить ее? У нее не было врагов, и хотя мой брат ее презирал, он не питал к ней ненависти, как ко мне.