Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 7. Дело сердитой девушки

Но если что-то возводит свидетельские показания в ранг непреложной истины, исчезает элемент неизвестности, зрители убеждаются в виновности подсудимого, и их взгляды автоматически переместятся на него. Теперь они не пытаются представить его в момент преступления, а глядят на него с тем нездоровым любопытством, с каким люди смотрят на приговоренного к смерти. Им нравится тешить себя мыслями о том утре, когда безжалостные руки вырвут заключенного из его камеры и поволокут в последнюю дорогу.

Приговор толпы. Это то, чего страшатся все адвокаты. Большие пальцы опущены вниз. И это означает, что все решено. Преступник осужден.

Не бывало того, чтобы адвокат-ветеран, собаку съевший на распутывании сложнейших дел, не оценил этого критического момента переключения внимания. Подсудимые не понимают этого ужасного предзнаменования, часто они улыбаются, видя, что на них направлены взоры всех присутствующих. Но адвокат, сидящий за столом, спокойный и серьезный, в окружении томов юридической литературы, в душе содрогается от этого молчаливого приговора.

В этом деле молчаливый приговор означал: оба подсудимых виновны в убийстве первой категории, ходатайства присяжных о смягчении наказания не последует.

Ровный голос судьи Маркхэма нарушил напряженную тишину зала.

— На свидетельском месте находился мистер Дон Грейвз, — напомнил он, — и подвергался перекрестному допросу. Дело было отложено слушанием на прошлой неделе в соответствии с соглашением о проведении следственного эксперимента при участии этого свидетеля. Эксперимент был предложен защитой, и обвинение дало свое согласие.

Джентльмены, как я понимаю, результаты этого эксперимента должны послужить вещественным доказательством?

Клод Драмм поднялся со своего места и произнес усмехаясь:

— Этот эксперимент был проведен со всей беспристрастностью по отношению к защите, по требованию защиты и в соответствии с соглашением. В нем участвовал свидетель в обстановке, идентичной той, что была во время совершения преступления, и я прошу, чтобы это было признано вещественным доказательством.

Судья Маркхэм посмотрел на Перри Мейсона.

Перри Мейсон поднялся со своего места.

— Если суд позволит, — сказал он, — то с нашей стороны нет возражений. Это, однако, не является частью моего перекрестного допроса. То есть это должно стать следствием повторного прямого допроса этого свидетеля, а значит, этот вопрос, собственно, не стоит перед судом в данный момент. Но, когда этот вопрос встанет перед судом и если окружной прокурор решит допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, я со своей стороны не стану возражать при условии, однако, что мне будет предоставлено право провести перекрестный допрос различных свидетелей по вопросу о фактах, имевших место при проведении эксперимента.

Про судью Маркхэма говорили, что не родился еще адвокат, который смог бы вызвать удивленное выражение на его лице, когда тот заседает в суде. Теперь же судья Маркхэм уставился на Перри Мейсона так, будто силился прочесть, что же скрывается в голове этого адвоката защиты, и взгляд судьи стал задумчивым.

Перри Мейсон спокойно и бесстрастно выдержал этот взгляд.

— Могу я продолжить перекрестный допрос свидетеля? — спросил он.

— Продолжайте, — резко ответил судья Маркхэм.

— Вы знакомы с деловыми операциями Эдварда Нортона? — монотонным голосом поинтересовался Перри Мейсон.

— Мне они известны в полном объеме, — ответил Дон Грейвз.

— Значит, вам известно, когда истекает срок страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона? — спросил Перри Мейсон.

— Да.

— Когда же истекает срок этого страхового полиса?

— Двадцать шестого октября сего года.

— Так! Значит, страховой полис истек всего три дня спустя после убийства Эдварда Нортона?

— Верно.

— Это верно, мистер Грейвз, что вы враждебно и предубежденно относитесь к обвиняемой Фрэнсис Си-лейн из-за того, что она вышла замуж за Роберта Глисона?

Вопрос прозвучал неожиданно, и в зале послышался шум, указывающий на мгновенный всплеск внимания.

— Это неправда! — взволнованно запротестовал Дон Грейвз. — Я все сделал для того, чтобы имя Фрэнсис не упоминалось. Я даю показания только потому, что меня вызвали в суд.

— И вы не чувствуете предубеждения по отношению к Фрэнсис Силейн по какой-либо другой причине?

— Никакого.

— Или против Роберта Глисона?

— Нет. Я не испытываю дружеского расположения к Роберту Глисону, потому что я с ним едва знаком. Что касается мисс Силейн, то это другое дело. Я бы не сказал ни слова в этом зале, что могло бы связать ее имя с убийством Эдварда Нортона, если бы не знал, вне всяких сомнений, что все, что я сказал, — истинная правда.