Наталья Веселова - Одиннадцатый час

– Переделывайте! – простонал о.Димитрий и получил ужасающий ответ:

– К Пасхе не успеем.

Долго искали компромиссный вариант, пока кто-то из иконописцев не подсказал:

– У моего знакомого в мастерской есть уже готовые иконы похожих размеров… Не знаю, может, даст какую…

– Хоть кого! – сокрушенно отозвался переволновавшийся настоятель и махнул рукой с таким видом, с каким говорят: «Пропадай всё!»

– Нервный какой-то батюшка стал… – покачала головой молоденькая художница, когда за о. Димитрием закрылась дверь.

– И вообще странный, – согласился ее муж. – Чем ближе к окончанию – тем мрачней становится. Казалось бы, радуйся, а он как туча стал!

А туча вплыла к себе домой и, не помолившись, тяжело осела за накрытый к ужину стол.

Матушка Фотиния, пристрастившаяся за последнее время к вышиванию, подняла глаза от работы. Она исподволь внимательно изучала своего мужа, и некоторые признаки, наблюдаемые ею вот уже два последних месяца, казались весьма подозрительными. Светлане вовсе не нравилось появившееся и усугубившееся суетливое, едва ли не горячечное поведение супруга на постройке храма, а уж то, как он вел себя дома, и вовсе напоминало состояние перманентной истерики. Ни с того ни с сего о. Димитрий бросал разные крупные и мелкие предметы через всю комнату (правда, всякий раз после этого виновато глядел на жену, особенно, если ущерб хозяйству наносился значительный), не по делу шпынял детей, хотя раньше бывал даже преувеличенно справедлив, толкал от себя полные тарелки постного борща, отчего на крахмальной скатерти оставались яркие, будто кровавые пятна, – словом, переменился Светланин муж в худшую сторону.

Она еще не хотела признаться себе в том, что видит, хотя именно такие клинические симптомы появлялись и раньше в моменты многочисленных душевных переломов ее Димочки. Приписывать это треволнениям, связанным со строительством, не приходилось: по мнению Светланы, все шло там настолько гладко, насколько вообще можно в наше время построить храм на частное пожертвование… Неурядицы с иконами в счет не шли; на днях о. Димитрий обмолвился, что новый вариант выглядит даже лучше прежнего.

Сердце матушки сжималось: «Что с ним такое?! Неужели – опять?!» – мучительно задавала она себе вопрос. За положительным ответом стояло многое и для нее лично: снова ускользала почва из-под ног у целой семьи, снова приходилось расставаться с налаженным существованием, возможно, на долгие годы, и, главное, рушился надежный, в который раз выпестованный мир…

О. Димитрий сидел за столом, раздвинув локтями приборы и поникнув своей большой, бестолковой, кудлатой головой. У Светланы задрожало лицо. Посмотрев на мужа, она безошибочно установила: то самое.

– Есть – не будешь? – зловеще спросила она.

Муж скорбно сморщился, и в комнате повисло гнетущее молчание.

Попадья решилась. Она собралась говорить твердо, спокойно, но не удержалась и с первых же слов сорвалась на крик:

– Ну, и что там у тебя опять?! Снова «промашечку дал»?! Или «ошибочка вышла»?!

– Широк, широк путь, ведущий в погибель, – похоронным голосом отозвался супруг.

– Та-ак… – резюмировала Светлана. – Значит, начинается… И что на этот раз не слава Богу?

– На узкий путь становиться надо, – гнул свое о. Димитрий.

– Чего тебе не хватает?! – заломила руки попадья. – Церковь, вон, строишь, все до копейки в нее вложил – детям даже, как я ни билась, гроша ломаного не дал, изверг, из того, что Ирина оставила… Ее спас от вечной погибели – а все неймется!

– Да не спас я ее – погуби-ил!! – взвыл о. Димитрий, вскакивая и воздевая руки к небесам, куда путь ему пока что преграждал потолок. – Завлек я ее… – он перегнулся через стол к жене и, словно сообщая ей по секрету жуткую тайну, перекосившись, шепнул: – В сергианскую секту…

– К-куда? – обомлела Светлана.

– Душу ее погубил… Навеки… – и о. Димитрий сокрушенно рухнул на стол поперек, давя посуду.

«Это еще ничего, это еще поправимо, – быстро решила попадья. – Только нужно срочно принимать меры…».

– И что же теперь? – с виду заинтересованно спросила она.

Ее муж встрепенулся, приподнялся и стал озираться знакомым блуждающим взглядом, постепенно озаряясь – точь-в-точь как раньше, когда принимал очередное судьбоносное решение, а потом вдохновенно забормотал:

– Был грех, что ж делать – замолим… Попутал бес… Но теперь уж точно на узкий путь встанем… В Истинную Православную церковь перейдем… А эту построил – и пусть… Пусть сергиане служат… Тьфу, то есть сквернодействуют… У них благодати нет, и все таинства их – суть сквернодействие… Мне священник один объяснил – из Истинной… Которую они, то есть сергиане, называют Катакомбной… Знаешь, в 28-м году Собор был? Знаешь? «Кочующий» назывался, потому что из города в город переезжал, большевики гоняли… Так вот, на том Соборе всем сергианам была – анафема. И все таинства их не считаются. Так что мы с тобой, Света, даже некрещеные, не то что невенчанные. Вот как – нехристи мы и во грехе живем. А Ирину, рабу Божию, я, грешник, соблазнил, Да еще и церковь сергианам на ее деньги построил… Да ты почитай, почитай, Света, там на столе у меня литература – сама поймешь… Тот священник их, отец Олег, сам мне все объяснил… Сан слагать мне надо, вот что…