Роберт Гулик - Обезьяна и тигр

Судья Ди бросил на Дао Ганя многозначительный взгляд, потом спросил Сэн Цю:

— Где вы должны были получить эти ящики?

— Откуда я знаю? Пекарь говорил о каком-то богатее, у которого имеется лавка возле большого рынка. Потом Дуань начал объяснять Пекарю, что мы не желаем ввязываться в это грязное дело, что деньги ему заплачены и теперь он не имеет никакого права нами помыкать. Тогда Пекарь надулся и посмотрел на Дуаня зверем.

Судья Ди задумчиво покручивал усы, потом внезапно спросил:

— А что вы натворили вчера вечером?

— Вчера вечером? Ничего, господин! Дуань сказал, что пойдет в город где-нибудь перекусить, ну а мы с сестрой и Чаном направились поиграть в кости в харчевню «Красный карп». Мы засиделись там допоздна, а когда вернулись домой, Дуаня не было. И сегодня он тоже не появился. — Сэн Цю задумался, нахмурив лоб. Он еще раз взглянул на труп. — Но такого от Пекаря я не ожидал. Никогда бы не подумал!

— Ты о чем? Чего ты не ожидал от Пекаря?

— Ну, что он пришлет своих людей, чтобы они прикончили Дуаня. Конечно, Пекарю не понравилось, что тот нас выкупил, ну и что? Правда, Пекарь прекрасно знал, что для меня Дуань — гарантированная чашка риса, а после его смерти я снова окажусь у него в руках. Ну и мерзавец!

— Куда вчера Дуань отправился ужинать?

— Он мне этого не сказал. Спросите лучше у моей сестры: прежде чем он вышел, они о чем-то разговаривали.

Судья достал из рукава золотой перстень.

— Ты когда-нибудь видел это кольцо? — спросил он.

— А как же! Это же перстень Дуаня, он получил его еще от отца. Моей сестре он очень нравился, и она страшно хотела, чтобы Дуань ей его подарил. Сколько раз я говорил сестре: попроси его, и он отдаст тебе этот перстень, только счастлив будет. Но, понятно, она этого делать не хотела. Чистое несчастье, господин, иметь такую своевольную сестру.

— Уведите его в тюрьму, — бросил судья Ди начальнику стражи, после чего обратился к Дао Ганю: — Прикажи стражнице привести ко мне в кабинет девицу Сэн.

Потом он развернулся и вышел из комнаты.

Судья удобно устроился за письменным столом и с удовлетворением улыбнулся. Дело о контрабанде, которое доставило ему столько хлопот, казалось, близится к успешному разрешению, поскольку он не сомневался, что на этот вопрос Сэн Цю ответил чистую правду.

Сразу же после допроса сестры Сэна судья намеревался отправить гонца к своему коллеге в Цзянбэй с сообщением, что Ляо, главарь банды из Южного порта в его округе, замешан в неудачной переправке контрабанды. Тогда тамошний судья может отдать приказ об аресте этого молодчика и заставить его признаться, для кого предназначались контрабандные товары. В конечном счете получалось, что им вполне мог быть ростовщик Лэн. Лэн — еще тот негодяй, и именно он подходил на роль богатого человека, у которого есть большая лавка возле рынка.

Но вдруг улыбка сползла с его лица: хотя дело о контрабанде близилось к разрешению, но тайна смерти Дуань Моуцая оставалась покрыта все тем же мраком, что и раньше. Он не верил, что Лэн замешан также и в этом. Очевидно, Дао Гань был прав, когда говорил, что тот по чистой случайности дважды столкнулся со всей этой компанией. Но какую роль сыграли в этом убийстве Сэн Цю и его сестра?

Разумеется, их алиби не стоило и ломаного медяка, потому что отребье, приходящее в «Красный карп» играть в кости, будет утверждать, что Сэн с сестрой весь вечер провели там, даже если их там никто вообще не видел. Судя по рассказу сына Лэна, более вероятным представлялось, что именно Сэн с сестрой отнесли труп в хижину дровосека. Впрочем, это еще не являлось доказательством того, что они же и совершили убийство.

За дверью послышались голоса. Дверь распахнулась, и Дао Гань пропустил в комнату пожилую тюремщицу и молодую девушку. Тюремщица собиралась уйти, но судья знаком указал ей на табурет в углу. Допрашивать девушку в отсутствие свидетельницы женского пола было бы неразумно.

Судья строго посмотрел на девушку, и та метнула ему в ответ дерзкий взгляд черных очей. На ней были застиранные синие хлопчатобумажные штаны и куртка, а длинные, черные с отблеском волосы двумя хвостами, перехваченными красными тесемками, ниспадали на плечи. На загорелых щеках играл здоровый природный румянец, маленькие губки были алыми, словно вишни, а длинные брови изящно изгибались. На лице у нее не было следов ни пудры, ни румян; родинка у левого уголка рта придавала ей большую пикантность, чем самые утонченные косметические ухищрения опытной куртизанки перед грандиозной вечеринкой.