Морис Леблан - Канатная плясунья

— Их спасут другие. А вот вас не спасет никто и ничто.

— То есть?

— С постоялого двора, узнав о похищения Монфокона, я послала Кентэна в деревню, чтобы привести оттуда крестьян.

— Ой, как страшно! Пока крестьян соберут, да пока они сюда дойдут, я буду очень далеко.

— Они уже здесь, во всяком случае близко.

— Слишком поздно… Если бы у меня были хоть малейшие сомнения, я приказал бы своим людям унести тебя в лодку.

— Вашим людям? Не надейтесь на них. Вам они верят меньше, чем мне…

— Может быть, и не верят, но боятся и слушаются. Бросим эти разговоры. Слушай, Доротея. Я всегда презирал женщин, никогда не связывал себя с ними крепко. Но к тебе, Доротея, меня влечет, и ты можешь меня удержать надолго… Канатная плясунья, акробатка, княжна, воровка, во всех видах я тебя видал и во всех видах… Любил? Нет… Ненавидел? Тоже нет. Но горит у меня внутри страшный огонь, и я должен его затушить. Должен!

Он подошел совсем близко к Доротее и положил ей руки на плечи.

— Брось смеяться. Прикосновением к твоим губам я затушу огонь… Потом я уйду, оставлю тебя в покое, если ты не хочешь идти за мной. Да, уйду. Но только после, понимаешь, Доротея, после…

Он крепче сжимал руки, все ближе склонялся к лицу Доротеи. Она сделала два шага назад и была приперта к стене, а его шепот становился страстнее:

— В твоих глазах страх, Доротея. Как приятно видеть это! У тебя прекрасные глаза, и в них страх… О, это хорошая награда победителю. Губы твои дрожат… от страха, да? А мои дрожат от страсти. Я люблю тебя, Доротея, люблю. И буду любить еще больше. Всегда… И ты будешь моей…

Доротея, напрягая все силы, пыталась вырваться.

— Ах, так! Ну нет, моя милая! Упрямство к добру не приведет. Дай мне твои губы, слышишь ты, дай! А не дашь — за это расплатится Монфокон… Покорись добром, или ты увидишь, какого цвета мозги у твоего капитана.

Силы Доротеи иссякали. Она была близка к отчаянию. Наступал конец. Не смерть, но хуже смерти.

И в эту последнюю отчаянную минуту Доротея увидела, что на верху противоположной стены появился какой-то странный узкий и длинный предмет. Что это? Ах, ведь это Кентэн! Он взял у вдовы Амуру старое ружье. Он не стреляет, потому что из этого ружья стрелять невозможно. Оно годится только для того чтобы напугать. Прекрасно! Эстрейхер рано торжествовал победу. Победитель не он!

Вместо отчаяния на лице Доротеи появилось выражение такой уверенности, что с Эстрейхера сразу схлынул весь пыл. А когда Доротея рассмеялась, он совсем опешил и опустил руки.

— Что ты опять смеешься?

— По той же причине: вам спасения нет.

— Фу, черт! Кажется, и ты сошла с ума, как Жюльетта Азир.

— Нет. Я не сошла с ума. Все точно так же, как в Мануаре. Там Рауль, мальчики и полицейские пришли на помощь, и в тот момент, когда вы считали себя хозяином положения, над стеной появилось дуло ружья. Вы помните? Так и здесь. Ружья направлены на вас.

Эстрейхер растерялся. И вдруг Доротея властно приказала:

— Оглянись, мерзавец… Посмотри на их ружья. Ты под прицелом. Одно мое слово, и в твоей груди окажутся пули. Оглянись же!

Это была последняя четверть минуты. Эстрейхер оглянулся и увидел дуло ружья.

— Руки вверх, негодяй! Или тебя уложат на месте, как собаку! — крикнула Доротея и, ловко воспользовавшись замешательством Эстрейхера, выхватила у него из кармана револьвер. Вытянув руку и целясь в лоб Эстрейхеру, она презрительно процедила сквозь зубы:

— Идиот! Я же говорила, что тебе спасения нет.

Вся эта сцена длилась не дольше минуты, и за одну минуту положение резко изменилось.

Поражение превратилось в победу. Правда, Доротея понимала, что такого пройдоху, как Эстрейхер, надолго одурачить нельзя. Но все же надо идти на все, чтобы его захватить. А захватить окончательно возможно, только если удастся держать его в страхе до освобождения Вебстера, Эррингтона и Дарио.

И вот с апломбом, как будто в ее распоряжении целый воинский отряд, она командовала:

— Эй, вы там, ружья на прицел! Стрелять при малейшем движении! Часть отряда пусть освобождает пленников. Они в башне, направо от входа. Бегом туда!

Часть отряда были Кастор и Поллукс. Кентэн с ними не пошел. Он правильно рассудил, что ему лучше оставаться на месте, растянувшись в амбразуре стены, и по-прежнему наставлять на бандита свое ружье образца 1870 года.

«Вот идут… Входят… Ищут…» — мысленно следила Доротея за детьми.

Она видела, что поза Эстрейхера мало-помалу теряла свою напряженность. Он внимательно смотрел на дуло ружья, прислушиваясь к детским шагам, мало походившим на топот толпы крестьян. Доротея уже не сомневалась, что он уйдет до прибытия остальных членов компании.