Морис Леблан - Канатная плясунья

Что стало с Деларю? Убежал он или пленен? Где иностранцы? Куда скрылись Эстрейхер со своей шайкой?

Доротея была не из трусливого десятка. Войну она провела на передовых позициях и привыкла к атакам, к гулу и грохоту самого страшного боя. Но сейчас ясное предчувствие, что на нее будет сделано нападение, и вместе с тем неизвестность, откуда и когда, — сжимали ее сердце тяжелой тоской. Тем не менее она шла вперед. Прошла дубовую аллею и стала подниматься к подножию башни Коксэн.

И здесь тишина. Зловещая тишина. На площадке у подъемного моста нет никого. Доротея вспомнила, что драгоценный конверт с припиской маркиза Богреваль у нее. Не сомневаясь, что за ней следят, она засунула руку в сумку, где лежал конверт, и, не вынимая, смяла бумагу в небольшой шарик. Потом решила выбросить ее где-нибудь в укромном месте. Для этого она вошла под своды башни у ворот подъемного моста и там незаметно бросила на землю.

Едва она сделала несколько шагов, как позади раздался шум и треск. Это старинная решетка моста, двести лет висевшая неподвижно на заржавевших цепях, упала и заградила выход.

Доротея стала пленницей. Ее враги были хозяевами положения.

Ну, что ж! Может быть, это и к лучшему. Для спасения Монфокона все равно надо выйти на поле битвы.

У противоположного конца сводчатого прохода показалось двое мужчин. Наставили на Доротею револьверы.

Доротея остановилась. В бандитах, одетых по-матросски, она узнала тех, двух соучастников Эстрейхера, которых видела при нападении на нее в Мануаре.

— Где мальчик? Что вы с ним сделали?

Они подошли ближе, один из них грубо схватил Доротею за руку, а другой начал было ее обыскивать, но раздался голос:

— Оставь ее… Это я сам сделаю, — и из-за выступа стены вышел Эстрейхер.

Хотя он еще не снял русской формы, но сейчас показался Доротее гораздо более похожим на себя, на того Эстрейхера, который был знаком ей по замку Роборэй и по имению Давернуа. Напускная смиренность и болезненность русского инвалида исчезли, и он предстал в своем обычном виде: надменный, наглый, злой. Только теперь, когда он снял густую бороду и волосы на голове, Доротея разглядела его уродливый череп, сильно приплюснутый затылок и по-обезьяньи вытянутый вперед подбородок.

Он долго стоял молча. Упивался ли он победой? Или, может быть, наоборот, испытывал некоторую стесненность? Заложив руки за спину, он прошелся несколько раз взад-вперед. Спросил Доротею:

— У тебя есть оружие? — И получив в ответ: «Никакого», приказал молодцам из шайки удалиться и вновь начал прохаживаться молча.

Доротея внимательно рассматривала его, стараясь отыскать в его лице хоть что-нибудь человеческое, порядочное, что давало бы надежду… Ничего. Низость, скотство, грубость… Рассчитывать не на что. Только на свой ум и находчивость. Это очень мало, но и очень много. Ведь тогда, в Мануаре, когда она так же вот стояла лицом к лицу с ним, победа осталась за ней. И сегодня еще не все потеряно. Поборемся.

Уверенно и дерзко она посмотрела Эстрейхеру прямо в глаза.

Эстрейхер тоже смотрел на нее в упор. Заговорил:

— Хороша девчонка… Лакомый кусочек!..

Она с отвращением отвернулась. Эстрейхер нахмурился.

— Что? Я тебе все еще противен? Это ты из-за отца? Брось чепуху… Твой отец был так болен, что все равно бы умер. И потом ты знаешь, что настоящим-то убийцей был не я…

— Пусть так… А вот час назад кто убил в башне своего сообщника?

— Пустые разговоры, моя милая. Такого негодяя не стоит жалеть. Трусливый, жалкий пес, который готов был меня предать. Ты это верно угадала. Как ты вообще всегда верно угадываешь! Молодец! Ты шутя разгадываешь самые трудные загадки. От тебя ничего не скроешь. Ты не ошиблась даже, когда говорила о Жоффруа, слуге маркиза. Этот Жоффруа, кажется, действительно был сродни кому-то из моих предков. Молодец, молодец! Без ошибок, без колебаний… Ты играла наверняка, словно смотрела в мои карты… И что меня больше всего удивляет, Доротея, так это твое хладнокровие. Вот и сейчас. Ведь ты же понимаешь, чего я добиваюсь?

— Понимаю.

— И ты не на коленях?! Честное слово, я ждал, что ты будешь ползать у меня в ногах и умолять о милости. А вместо этого хоть бы что, стоишь и еще смотришь таким вызывающим взглядом.

— Я только слушаю.

— Хорошо. Сведем наши счеты. У нас с тобой два счета. Один касается самой Доротеи. Об этом оставим разговор на конец. А другой касается бриллиантов. Если бы ты их у меня не перехватила, они были бы уже в моих руках. Когда нотариусу приставили к виску револьвер, он сознался, что конверт у тебя. Дай его сюда, а не то…